Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Герой рождественского номера в номинации «Возвращение года» был выбран заранее. Двукратный олимпийский чемпион, пятикратный чемпион мира, капитан ЦСКА Алексей Касатонов. Но когда кто-то из коллег в полушутку предложил заголовок к первому после возвращения интервью Касатонова «Из Америки мы забрали все, кроме сына», я поняла, что гораздо больше меня интересует та часть американской жизни хоккеиста, которая в течение шести лет проходила за закрытыми для журналистов дверьми его дома. Сначала - в Нью-Джерси. Затем - в Анахайме. Недолго - в Сент-Луисе. Наконец, в Бостоне. И я позвонила жене хоккеиста - Жанне.

А за несколько дней до отъезда Касатоновых-родителей из России к Касатонову-сыну в Америку на Рождество Жанна, как мы и договаривались, приехала в редакцию «СЭ». И, уютно расположившись в редакционном баре за чашкой кофе, вопросительно подняла на меня глаза: «Спрашивайте, спрашивайте. Сама я просто не знаю, с чего начинать: шесть лет - это очень долгий срок...»

- В Америку Леша уезжал первым. Моя виза была готова лишь через месяц, и я летела в США в полной уверенности, что все основные проблемы уже решены: контракт у мужа подписан. Мне было не двадцать лет и не 25, а значительно больше, и я считала, что смогу все правильно и достаточно трезво понять. Принять ту жизнь, потому что заранее настроила себя так, что это - работа мужа. Его жизнь. А значит - и моя тоже.

Скажу сразу, нам крупно повезло в том, что первым клубом, где стал играть Леша, оказался «Нью-Джерси». Во-первых, потому, что и президент, и генеральный менеджер очень хорошо относились к русским. У нас с самого начала был замечательный дом и минимум проблем. Те же, которые возникали, очень быстро решались, хотя это отнюдь не предусматривалось контрактом. Это ведь только здесь кажется, что подписал контракт - и дело сделано. На самом деле следует заранее оговаривать массу мелочей: не просто, например, школу для ребенка, а конкретные требования к тому, какой эта школа должна быть. Не просто жилье, а опять же массу нюансов.

Во-вторых, сама команда оказалась на редкость дружелюбной. Думаю, мое отношение к Америке - а я очень люблю эту страну - во многом сложилось именно тогда. В школе я учила английский, но, приехав в США, сразу поняла, что учили меня, мягко говоря, неважно: я не понимала абсолютно ничего. Леше было все-таки немножко проще: он играл. А надо мной и Леней - сына я привезла в Нью-Джерси через месяц после своего приезда - сразу взяли шефство жены местных игроков. Они буквально вытаскивали из меня зачатки моего английского и заставляли разговаривать. Если по каким-то причинам я не приходила на игру, в квартире начинал разрываться телефон: не заболела ли я или, может быть, нужно за мной заехать или посидеть с Леней. Причем все это было совершенно искренне.

Как только я начала достаточно сносно понимать окружающих и объясняться сама, то автоматически стала усваивать незыблемые американские правила этикета: поздоровался - следует обязательно спросить, как дела. Ни в коем случае нельзя говорить человеку, что он плохо выглядит, нервничает, или, на твой взгляд, не выспался. Только комплименты. И улыбка, улыбка, улыбка. Учиться приходилось и тому, что ни с кем нельзя конфликтовать - это непременно отразится на работе твоего мужа.

- Так уж и непременно?

- Знаете, ведь это кажется, что НХЛ - только хоккеисты и хоккей. На самом же деле семьи игроков всегда привлечены к общественной работе. Клубы постоянно проводят всевозможные благотворительные акции. Например, посещение тяжелобольных в госпиталях. Официально никто никого не заставляет в этом участвовать. Но подобные мероприятия всегда широко освещаются в местной прессе. Не придешь раз, два, три - и тебе наверняка обеспечена неважная репутация. Даже не столько тебе самой, сколько твоему мужу - мол, у него черствая и бездушная жена.

В США вообще развита благотворительность. Редко какая игра проходит без того, чтобы не объявить сбор одежды, игрушек, продуктов для бездомных и малоимущих. Публика приносит, жены сортируют, пакуют, участвуют в разного рода благотворительных распродажах. Помню, когда мне впервые пришлось участвовать в такой акции, я не могла отделаться от мысли, что все, что происходит вокруг, - бред: нас одели в майки, на которых было написано что-то про детей-инвалидов, и поручили продавать бумажные талончики, каждый из которых стоил один доллар и давал право получить аналогичную скидку в ближайшем супермаркете. Не поверите, но за несколько часов ни один болельщик не прошел мимо: все считали своим долгом встать в очередь и купить талон. И все до единого потом точно так же становились в очередь у кассы в магазине, чтобы получить свой доллар обратно.

- Действительно бред какой-то.

- Отнюдь. Когда читаешь, сколько денег приносят такие акции, начинаешь понимать, что ничто в Америке не делается просто так.

- Жены игроков НХЛ могут иметь свой собственный бизнес?

- Как правило, нет. Во-первых, почти ни у кого из нас нет рабочей визы. Я говорю не только о русских, но и о тех же канадцах. Получить «грин-кард» и соответственно право работать, стремятся все, но это очень долгий процесс. В клубах даже существует специальная очередь, в которой можно стоять годами. А без разрешения можно разве что наняться на поденную работу в няньки или посудомойки к частному лицу, что, сами понимаете, нереально да и незачем. В Калифорнии был, кстати, случай, когда девушка одного из игроков снялась в главной женской роли в фильме. Игрока через какое-то время продали. По просочившимся слухам, одна из причин трейда заключалась в том, что руководство посчитало неприемлемым держать в команде хоккеиста, подруга которого привлекает к себе больше внимания, чем он сам.

- Вы ездили с мужем на игры, которые проходили в других городах или в НХЛ это не принято?

- Не ездила, но по другой причине: мне нужно было водить сына в школу, на тренировки, которые, бывало, начинались и в шесть часов утра, и в пять. В России Леня категорически не хотел играть в хоккей. Алексей пытался было его тренировать, но, видимо, слишком резко - по-цээсковски за это взялся. А в Нью-Джерси Леня попросился на каток сам - играют-то все мальчишки. Да и потом в Америке никто никого не заставляет тренироваться. Там другой принцип: если ребенок талантлив, заиграет сам. Если нет - ни к чему вынуждать его лезть из кожи вон. То же самое, кстати, в учебе: ни один американский преподаватель никогда не скажет ребенку, что тот не успевает по какому-либо предмету. Считается, что нельзя травмировать психику. В детском хоккее за все время, что Леня играл, а я, как мать, естественно, ходила на все игры, был лишь один случай, когда тренер снял ребенка с игры. Ребенок был мой.

- Леша. Это было, когда он получил травму в Бостоне, сам играть не мог, и другие родители через Леню уговорили мужа помочь детям. С детьми, как правило, на общественных началах работают сами родители, причем специально по вечерам учатся на курсах, чтобы получить соответствующую лицензию. Сначала Леша заменял кого-то из тренеров, потом увлекся, стал приезжать на игры сына постоянно. Вот Леньке и доставалось больше всех. И от папы, и от меня.

- Вы-то при чем?

- О-о-о! Детские игры - это что-то особенное. На трибунах - только родители, все дают советы, при этом стремятся перекричать друг друга - настоящий бедлам. На той игре я, помню, не выдержала Ленькиной пассивности и в какой-то момент начала орать с трибуны: «Не хочешь играть - уходи с поля. Или будешь, как сарделька стоять и о булочках думать? » Ленька, бедный кричит: «Мама, замолчи!» А игра-то идет. Американцы валялись от смеха на трибунах.

- Как бы вы сами себя охарактеризовали: женщина, которая разбирается в хоккее или которая ни черта в нем не понимает?

- За столько лет, что я смотрю хоккей самого высокого профессионального уровня, в нем, как мне кажется, начнет разбираться даже полный дурак.

- В Калифорнию мы попали в тот год, когда там были страшные землетрясения и пожары. В Нью-Джерси у нас был собственный дом, который мы решили не продавать, и, готовясь к переезду, я всячески настраивала себя на то, что это - нормальный рабочий момент, необходимость, которую просто надо пережить. Хотя, честно говоря, не ожидала, что на меня свалится столько проблем. В Нью-Джерси я уже успела привыкнуть к тому, что под рукой - хорошие прачечная и химчистка, продовольственные магазины и ресторанчики, в которых знают, что ты ешь, а чего не любит твой сын, в общем, полностью налаженный быт. Переезд в другой штат – все равно, что в другую страну. Нам опять же повезло: мы очень подружились с президентом клуба Тони Таваресом, его женой Элизабет, с генеральным менеджером Джеком Феррейрой. Единственное, к чему было трудно привыкнуть, - погода. Особенно тяжело становилось поздней осенью, когда организм начинал требовать зиму, а зима не наступала. Вместо этого дули постоянные ветры, у меня беспрерывно болела голова, и я видела, что Алексей тоже мучается, хотя он никогда об этом не говорил.

Когда начались пожары, команда была где-то на выезде. В Анахайме, как и во всей Калифорнии, дома большей частью деревянные, без фундамента, построенные специально с учетом сейсмоустойчивости. Я три дня и три ночи сидела на втором этаже и с ужасом смотрела, как над холмами с каждым часом растет зарево. По телевизору все время говорили о том, что нужно поливать водой крыши, мы с Леней рискнули выбраться в ближайший магазин, купили шланги, но подниматься на крышу было слишком страшно, и я автоматически начала паковать вещи. Помню, также автоматически, чтобы только не молчать, спросила Леню, какую машину будем брать из гаража - папину или нашу, а он мне совершенно по-взрослому ответил, что брать надо ту, в которую больше поместится. Слава Богу, что все кончилось благополучно. Но уже потом, когда мы видели целые города, выгоревшие при пожаре, я очень долго не могла забыть тот пережитый ужас.

- Ваша дружба с руководством клуба не осложняла отношений с командой и женами игроков?

- Ничуть. В «Анахайме», как мне показалось, понятие субординации отсутствовало вообще. Помню, когда Лешу и меня только представляли команде, то, беседуя с президентом клуба, я даже не сразу поняла, что он - президент, настолько просто и сердечно он себя вел. В Калифорнии отношения между людьми вообще проще и сердечнее, чем где бы то ни было. И провинциальное. За три года, проведенных в Нью-Джерси, я уже успела привыкнуть к тому, что у американок совершенно другой, нежели у нас, взгляд на жизнь. Женщины предельно раскрепощены, каждая знает, что, прежде всего у нее должен быть в порядке маникюр, фигура, а значит, надо не гробить себя у плиты или за стиркой и глажкой мужниных рубашек, а ходить в спортивный клуб, регулярно ездить отдыхать, не важно, совпадает отпуск мужа с твоим собственным или нет. Такие, знаете ли, самодостаточные барышни.

Но в то же время очень хорошо помню, как Лешу за его прежние и энхаэловские заслуги пригласили играть в ALL-STAR GAME. Игра должна была проходить в Нью-Йорке, куда соответственно приглашали и жен игроков, и семьи руководства клубов. Элизабет и Кэтрин - жена главного менеджера «Анахайма» - были в полном ужасе от одной только мысли о том, что в программе ALL-STAR GAME запланирован ланч для жен. Я уговорила их поехать, мотивируя тем, что знаю Нью-Йорк, как свои пять пальцев и что со мной они могут ничего не бояться, но на первом же приеме в «Метрополитен» поняла, в чем дело. Там были та-акие жены... Ухоженные, штучно одетые, в совершенно умопомрачительных украшениях. Причем супруги президентов держались особняком от жен прочего руководящего состава, а те, в свою очередь, - от жен хоккеистов. Мы же ходили отдельной командой чуть ли не за руку: Элизабет, Кэтрин, я и Леня. Пили шампанское, которое, как выяснилось, обе мои подопечные попробовали впервые в жизни, и чувствовали себя замечательно, за исключением Лени, который страшно хотел есть и вся эта расфуфыренная публика и суета ему были, сами понимаете, до какого места.

- В Новой Англии - так называют часть восточного побережья США, центром которой является Бостон, я впервые столкнулась с американской элитой. Так сложилось исторически, что в Нью-Инглэнд оставались жить наиболее богатые люди с изысканной родословной и состояниями, которые складывались на протяжении столетий. Старые американцы. Это - столь же нарицательное понятие в США, как «новые русские» в России. И очень основательный стиль жизни: огромные дома, в гараже может стоять роллс-ройс и рядом - трактор для уборки снега: каждый уважающий себя старый американец предпочитает иметь все свое на все случаи жизни. И целая куча неписаных законов. Даже чтобы найти хорошую школу для Лени, нужно было иметь определенные знакомства и рекомендации. Городки там крохотные, очень дорогая земля и очень мало чужаков. А, кроме того, тебе постоянно дают понять, что ты - чужак, пока не войдешь в уже устоявшиеся круги.

- Хоккейные - в том числе?

- А как же! Ни в Нью-Джерси, ни в Анахайме в командах не было бабы-яги. Кто бы ни появлялся, его принимали сразу. А в Бостоне, как только Леша стал играть, а я, соответственно, появляться на матчах, постоянно чувствовала на себе этакий оценивающий взгляд: что сказала, как посмотрела, с кем первой поздоровалась, как одеваюсь...

- И кто же играл роль той самой бабы-яги?

- Жена ведущего игрока - капитана команды Рэя Бурка. Опять же, это, видимо, было связано с тем, что клуб - один из старейших в лиге, Бурк играл в нем дольше других, и его жена смотрела на команду как на свою собственность. Во всяком случае, я слышала, что из-за нее плакали многие. Но для себя твердо решила, что моих слез ей не видать и тем более не стоит осложнять работу мужу. Хотя до самого конца нашего пребывания в Бостоне я не могла отделаться от чувства жалости, когда видела девочек - жен игроков, которых вызывали из фарм-клуба в Провиденсе: настолько скованно и забито они выглядели среди жен основного состава.

- Когда игрока отправляют в фарм-клуб, как воспринимают это остальные - как разжалование или как нормальный рабочий момент?

- Все прекрасно понимают, что отправка, как правило, совершенно не зависит от того, как человек играет. Гораздо чаще причина бывает в том, что ты не нравишься тренеру. Как любят говорить, «не входишь в рисунок игры». Или основной игрок пытается всеми способами убрать конкурента, чтобы его самого было не с кем сравнивать. Психологически, скажу вам честно, это страшно давит. Леша никогда не жаловался, но я лучше других видела, как ему тяжело и как он переживает. Прежде всего, потому, что его отправка в фарм-клуб - и это понимали все - была совершенно незаслуженной и необоснованной. Но искать правду в НХЛ - это самое бессмысленное занятие из всех, что могут быть.

- Я до сих пор не знаю, когда у Алексея впервые появилась мысль вернуться в Россию. Всегда понимала, что в Америке он не останется: для этого он слишком неамериканец по натуре. К тому же, как человеку, который большую часть жизни играл в хоккей, причем играл хорошо, ему было немыслимо оставаться в чужой для себя стране на десятых ролях. Я всегда говорила, что мы поступим так, как он решит, но, честно говоря, не хотела даже думать о том, что когда-нибудь придется уезжать. Потому что приходила в ужас от того, сколько проблем, связанных, прежде всего с ребенком, на меня свалится. И когда это решение наконец на меня свалилось, я не спала месяца четыре.

- Не пытались протестовать?

- Если Леша что-то решил, то я могу неделю биться головой о стену у него на глазах, но решения это не изменит. Другое дело, что он никогда в жизни не принимал неоправданных решений. Он очень надежный и основательный человек, которому во всем можно верить и на которого во всем можно положиться. Мы вместе пришли к выводу, что заканчивать школу и получать высшее образование наш сын будет в Америке. Ему почти 14 лет и забирать его в Россию бессмысленно: надо будет потерять как минимум год, чтобы подготовить его по программе русской школы. В Нью-Джерси у нас по-прежнему есть свой дом, хотя оставляли мы его не столько с тем, чтобы когда-нибудь туда вернуться, сколько для того, чтобы сохранить деньги.

- Что вы чаще всего вспоминаете из этих шести лет?

- Иногда какие-то смешные вещи. Например, просто хрестоматийное американское стремление вмешиваться в дела, которые, казалось бы, абсолютно их не касаются. В Нью-Джерси был случай, когда я вместе с Леней поехала в магазин и, поскольку он успел заснуть на заднем сиденье, оставила его в машине. А когда вышла с покупками, то увидела, что возле машины стоит американка, которая, увидев меня, начала орать, что я не имела права бросать маленького ребенка и уходить, что она специально стояла целых десять минут у машины, чтобы узнать, какая мать посмела такое сделать... Я естественно, была возмущена и высказалась довольно резко в том плане, что ей, наверное, нечего делать, что, наверное, она не работает, и семьи у нее тоже нет, и что смысл своей жизни она видит в том, чтобы следить за другими. Американка была в шоке. Во всяком случае, мне было абсолютно ясно, что ничего подобного в своей жизни она никогда не слышала.

Как выяснилось, пока меня не было, она вызвала полицейского, и в разгар наших с ней объяснений подъехал пожилой, предельно уставший офицер, который минут пять просто стоял и слушал, как мы собачимся. Много я сказать не могла: во-первых, не настолько хорош был еще мой английский, а во-вторых, я твердо знала, что ни в коем случае не должна ее оскорблять. Поэтому я пыталась хамить вежливо. Потом этот полицейский тоже не выдержал, подошел: «Закончили? Ну теперь расскажите, в чем все-таки дело». Меня он в итоге отпустил, просто проверив документы, но отъезжала я под вопли той же бабы уже в адрес патрульного, что она этого так не оставит и добьется его увольнения.

- Штрафовали вас часто?

- Естественно, как и любого русского, - за скорость. Иногда, если Алексей был в машине и его узнавали, дело ограничивалось автографом, иногда спасало личное обаяние. А однажды был случай, когда мы ехали с Лешей из одного города в другой, жутко опаздывали, и я ехала... ну по-московски. Когда нас наконец догнал и остановил полицейский, у него глаза были прямо-таки квадратные. Он сказал, что подобного не видел никогда в жизни. Тогда действительно было грех обижаться на штраф. Но что интересно: тот же полицейский объяснил мне, что наказывает меня не за то, что я нарушала правила, а за то, что своей ездой я пугала тех, кто ехал вместе со мной по шоссе. А чаще всего я вспоминаю погоду на восточном побережье. Я никогда в жизни не видела такого высокого, чистого и прозрачного голубого неба, на котором кажутся нарисованными облака, деревья. Невероятно белый снег, который остается белым, даже когда его сгребают машинами. И воздух... В этой стране, мне кажется, можно жить до ста лет и чувствовать себя на 18.

- Вы могли бы прожить там жизнь?

- Могла бы. И здесь тоже, если этого требует работа мужа. Хотя очень многое меня здесь раздражает. Было страшно неприятно, например, получать вещи в Шереметьеве и проходить все необходимые формальности на таможне, где каждый, от кого зависит хоть что-то, старается урвать свой кусок. После этого отсутствие утром воды в кране кажется такой ерундой.

- Как вы думаете, с какими чувствами ваш муж выходит на лед здесь, в ЦСКА?

- Я очень долго пыталась понять это. Это - его команда. Хотя совсем не та, из какой он уезжал. С одной стороны, мне кажется, что его отношение к игрокам очень часто напоминает отношение к собственному сыну, вплоть до того, что хочется рявкнуть и подзатыльник дать. А с другой - он ведь прекрасно понимает, что эти ребята в каждой игре делают невозможное. Как и он сам...