|
|
|
|
|
|||
Уезжая в Америку в 1989-м, 28-летний Игорь Ларионов полностью отдавал себе отчет в том, что его карьера в спорте практически завершена. 3 декабря 2000 года хоккеисту, выигравшему в НХЛ два Кубка Стэнли и продолжающему играть, исполнилось 40. На деревянных высоченных строительных козлах, согнувшись под потолком в три погибели, сидел негр и сосредоточенно ковырял черным пальцем в потолке, из которого топорщились провода. - Не могу уже смотреть на все это, - отчаянно выдохнула жена Игоря - Лена. - Везде разруха, в каждом санузле-по мужику, и конца-края, похоже, не предвидится… О тотальном ремонте в доме Ларионовых мы были предупреждены. Игорь явно чувствовал неловкость, приглашая в дом, никак не приспособленный на данном этапе реконструкции к приему гостей. Чтобы не мешать хозяйке кормить двухлетнего Игорька, мы быстро перебрались во внутренний дворик, чем вызвали серьезный протест Ларионова-младшего («Я хочу играть в хоккей. С папой!») - Я знаю, о чем накануне сорокалетия думает женщина. Как воспринимаете этот возраст вы? - А о чем думает женщина? - О том, что лучшие годы уже позади. И о том, как не хочется отдавать себе в этом отчет. - Это состояние я пережил десять лет назад. Когда начал играть в Ванкувере. Вот тогда был абсолютно уверен, что хоккей для меня закончен. Год - другой - и все. В России ведь в таком возрасте любой спортсмен уже четко понимал, что никому не нужен. В командных видах спорта - особенно. - Потому что не каждый тренер способен мириться с авторитетом в коллективе ветеранов? - Естественно. Убрать человека в 30 лет очень просто. Не выдерживаешь конкуренции с 17-летними, скажем, на беговой дорожке - уходи. То что у тебя при этом колоссальные хоккейные знания, видение поля, чувство игры - это уже не столь важно. Поэтому, собственно, многие люди моего поколения и заканчивали играть в России раньше срока. Да и сам я чувствовал себя психологически опустошенным. Сейчас же, поверьте, вообще не думаю о возрасте. - Честно? - Абсолютно. Понимаю, конечно, что давно нахожусь на спуске со своей вершины. Но и играть в 40 лет так, как играю, считаю достижением. Что, впрочем, не мешает понимать, что уже через год - два придется взять большой гвоздь, вбить его в стенку и повесить коньки. - Другими словами, гвоздь и стенка уже присмотрены? - Поскольку я использую несколько пар коньков, то и гвоздей потребуется несколько. Но их, как видите, в доме хватает. - Неужели не пугает мысль, что конкретный день ухода вот-вот наступит? - А что пугаться? Естественно наступит. Должен же когда-то прийти момент, когда можно будет не подчинять себя режиму, а просто начать наслаждаться жизнью? Хотя я и сейчас наслаждаюсь. Большое удовольствие понимать, что в 40 лет умеешь то, что не каждый хоккеист способен сделать в 20. С другой стороны, я получаю не меньшее удовольствие и от того, что могу реально этим двадцатилетним пацанам помочь. Опытом, советами, личным примером. - Почему, кстати, после «Детройта» вы выбрали «Пантерс»? - Хотелось закончить карьеру в хорошем клубе. Поиграть с Пашкой Буре. Мы ведь работали вместе в Ванкувере. Но всего один год. Я тогда очень хотел остаться в «Кэнакс», но из-за того, что были большие разногласия с российской федерацией хоккея, которая забирала большую часть тех денег, что я зарабатывал, был вынужден искать новый контракт. И уехал в Швейцарию. А в прошлом году, когда закончил свои отношения с «Детройтом», сразу сказал, что хочу во-первых, попасть в другую конференцию (играя в Западной слишком устал от длинных перелетов) и в определенную команду. В итоге 1 июля открылся рынок, и уже в 10 утра объявили о моем переходе во «Флориду». - Так ведь до открытия рынка вести переговоры нельзя. - Нельзя. Но вели. - Играть с Буре - действительно особое удовольствие? - Безусловно. Хотя играть с ним не так просто. Потому что от Буре все всегда ждут чего-то выдающегося. Повышенное внимание, естественно, давит на психику. Другая ответственность. Другое внимание прессы. Очень тяжело. Но при этом Павлу удается находить какие-то возможности создавать игру даже на пустом месте. - А какая роль в связке с ним отводится вам? - Снабжать Пашку снарядами. - Не обидно? - Обидно другое. Чтобы создавать условия для результативной игры, нужны еще как минимум двое-трое партнеров, которые способны подыграть в любой ситуации. Когда мы вдвоем, тоже удается что-то сделать. Но и сопернику намного проще найти контрприем. Стоит нейтрализовать одного из нас - и все. - Получается, наибольшее удовольствие от хоккея вы получали, играя в русской пятерке в Детройте? - Не сказал бы. Много хорошего было в Ванкувере. Особенно последний сезон, когда Буре, играя там, получил приз «Новичок года». Прогрессировал он тогда по-сумасшедшему. Приехал совсем мальчишкой и очень быстро превратился в солидного мастера. Все ведь происходило на моих глазах. И в какой-то степени при моем участии. - Уезжая из Канады в Швейцарию, вы допускали, что вернетесь обратно? - Конечно нет. Я подписал трехлетний контракт, мне был 31 год. Европа - не самое лучшее место для серьезных планов в таком возрасте. - Рай для пенсионеров? - Ну, в общем, да. Мягкий режим, две игры в неделю…Через четыре месяца я готов был на стенку лезть от такой жизни. Не хватало напряжения, борьбы, атмосферы, к которой я уже успел привыкнуть в НХЛ. Примерно в то же время получил письмо от генерального менеджера «Сан-Хосе», в котором тот сообщал, что клуб перекупил все права на меня у «Кэнакс». - Вас это воодушевило? - Нет конечно. «Шаркс» тогда проигрывали всем, кому только можно. Шли на предпоследнем месте. А у меня уже был ванкуверский опыт вытаскивания команды с самого низа. После того, как я играл в Москве со Славой Фетисовым, с Макаровым, с Крутовым, было довольно неприятно оказаться в компании людей, большинство из которых просто не понимало, что происходит на льду. Сплошь и рядом возникали ситуации, когда я автоматически делал то, к чему привык, а партнеры оказывались не в состоянии даже принять шайбу. И так было до того, пока не появился Паша и мы не стали постоянно играть в одном звене. Возвращаться в НХЛ, чтобы продолжать карьеру в плохой команде, мне казалось довольно сомнительной перспективой. Но в конце того сезона генеральный менеджер и хозяин «Сан-Хосе» прилетели на своем самолете прямо в Лугано. Я был в раздевалке, готовился к игре, когда приятель сказал, что на улице меня ждет какой-то мужик с большими бровями и акулой на спине. Вышел, познакомился. Сказал открытым текстом, что думаю о команде. «Шаркс» тогда набрали 21 очко в 75-ти матчах. Но меня стали убеждать в том, что в ближайшее время в команде планируются большие перемены. Так и уговорили. Ну а приехав, я стал играть с Сергеем Макаровым, что само по себе доставляло удовольствие. - Получается, ваша карьера в НХЛ состоялась благодаря вовремя сложившимся благоприятным обстоятельствам? - Не только моя. В жизни ведь очень многое зависит от того, какие люди в тот или иной момент оказываются рядом. Игроки, тренеры…Далеко ведь не каждый из последних способен был понять, что хоккеистов нашего стиля и возраста нельзя переучивать. - Что, такие попытки были? - Конечно. Когда попал в« Сан-Хосе», тренером в клуб пришел Кевин Константин. Наш с Макаровым ровесник. До того, как стать тренером, работал плотником. Клюшку в руках держал на любительском уровне. Зато амбиций - выше головы. И стал нас с Сергеем учить, что и как на льду делать надо. В первом же сезоне мы набрали в десяти матчах одно очко. А потом не выдержали, сами собрали пятерку -Макаров, Гарпенлов - швед был такой, Озолиньш и Нортон. И сказали Константину, чтобы он нас вообще не трогал, дал возможность делать то, что мы считаем нужным. У него, собственно, выхода другого не было. Так весь год мы и играли. Выиграли у «Детройта» в первом раунде плей-офф, команда сильно поднялась тогда. Рекорд до сих пор держится - самый прогрессивный результативный скачок за год: от 24-х очков до 82-х. Константин очень гордился, рассказывая всем, естественно, что он сам такую схему придумал. Но я ему был благодарен уже за то, что не стал мешать. - А в «Детройте» отношения со Скотти Боуменом сложились сразу? - Да. Когда в «Сан-Хосе» началась реконструкция, и Макарова освободили, я и сам был на грани ухода. После одного из матчей - с «Торонто» - сказал, что продолжать играть не буду. «Шаркс», конечно же, посопротивлялись, но уже через неделю в 8 утра мне позвонил генеральный менеджер и сообщил, что меня поменяли в Детройт. А следом позвонил Боумэн. - Вы к тому времени были знакомы? - Скотти был старшим тренером канадской сборной в 81-м, когда я еще за СССР играл в Кубке Канады. На этом знакомство исчерпывалось. По телефону он сообщил, что ждет меня через три дня в Калгари и поинтересовался, какой я хочу получить номер. Я попросил седьмой, но услышал, что это исключено. Под седьмым в «Детройте» играл Тед Лизи и после его ухода майку повесили под потолок катка без права передачи номера. Тогда я попросил девятый. Но после паузы услышал: «Тоже нельзя. Горди Хоу»…А как, спрашиваю, насчет восьмого? Боумэн трубку отодвинул и кого-то спрашивает: «Восьмой у нас свободен? У молодого? Заберем…» И я получил «восьмерку». А в Калгари в первом же матче - это было 26 октября - вышли русской пятеркой и порвали всех в клочья. 3:0. С тех пор вместе и играли. Фантастическое было время. Каждая игра превращалась в спектакль. Мы сами отрывались, что называется, по полной программе. По статистике, насколько помню, проигрывали один матч в течение месяца. 62 матча выиграли. На льду у нас не было ни защитников, ни нападающих. Абсолютная импровизация. Тотальный хоккей в полном смысле этого слова. Да и сам Боумэн наслаждался тем, что мы вытворяли. А ведь в ту команду я попал уже в 35-летнем возрасте. Казалось бы, кого и чем могу удивить - тем более, в Детройте, где хоккей знают и умеют оценить, как нигде. Но ведь именно тогда мы все установили свои личные рекорды. - Но ведь в плей-офф вы в первом сезоне проиграли? - Не рассчитали силы. Началась череда каких-то травм, да и поверили раньше времени, что Кубок наш. Обсуждали даже, кто его первым в руки брать будет. Зато следующие два года были наши. - Возвращаясь к номеру…Он имеет для вас какое-то значение? - В принципе, никакого. Но сейчас, например, иногда думаю, что есть в жизни что-то мистическое.Я ведь начинал карьеру еще мальчишкой под девятым - в «Химике», а сейчас под тем же номером заканчиваю ее в «Пантерс». В «Кэнакс» достался 18-й, потому что и восьмой (под которым играл в ЦСКА) и девятый были заняты. Восьмой в свое время мне достался из-за того, что «девятка» была у Владимира Крутова. Я вообще люблю номера ниже десятого. Как-то сложилось, что старая школа хоккея предпочитала именно их. Бобби Халл, Горди Хоу, Тед Лизи… Еще я был седьмым - в Сан-Хосе. А в сборной - 11-м. Там, как молодому, выбирать не приходилось. Десятым был Мальцев, девятым - Крутов, восьмым - Капустин. Не подберешься. - Сейчас вы ощущаете возрастную разницу с теми, кто играет рядом? - Хороший вопрос. С одной стороны, мне бывает приятно пойти с молодыми, вместе поужинать, рассказать что-нибудь. Как старому солдату. Но с другой, общих интересов у нас маловато. С ними не поговоришь ни о политике, ни о биржевом маркете. Я, например, увлекаюсь этим серьезно. А у молодых совсем другие интересы. Семейные заботы им тоже не особо ведомы. У меня же - трое детей. Зачастую не могу себе позволить лишние полчаса проговорить по телефону, потому что прекрасно понимаю, что краду это время у семьи, которую и без того практически не вижу. - Чем вы намерены заняться, когда закончите играть? - Для начала хотел бы год отдохнуть. Побыть с семьей. Может быть, потом пойду в школу бизнеса. Но это после. В то же время не хочется отрываться от хоккея. Это, как ни крути - вся моя жизнь. - Вы допускаете, что ваше послеспортивное будущее будет связано с Россией? - Нет. Я до сих пор каждый год с удовольствием приезжаю в Москву. Привожу семью. Но что касается хоккея, то слишком хорошо понимаю: чтобы изменить существующее в России плачевное положение, нужны не только мои знания, но команда единомышленников. Которой на данный момент просто нет. Получать инфаркты, работая в одиночку, мне не хочется. С теми же, кто руководит хоккеем в России, мы говорим на разных языках. Люди, думающие только о том, чтобы положить деньги себе в карман, мне не интересны. - Зачем же вы играете на бирже, если вас не интересуют деньги? - Интересен процесс. Сегодня, например, по дороге на тренировку я купил две компании. - То есть как? - Не я сам, разумеется. Есть специалисты, которые занимаются биржевым бизнесом профессионально. Они предоставляют мне полный отчет того, что происходит. А я принимаю решения - сколько денег и куда вкладывать. Но это уже - деньги моих детей… 2000 год
|
Хоккей - Спортсмены
