Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Мне говорили, что все десять лет, проведенных Мишаковым в ЦСКА, а большую из них часть - и в сборной, он неизменно считался любимцем великого и грозного Анатолия Тарасова. Тарасову-то я и позвонила, прежде чем идти на встречу: «Расскажите мне о Мишакове».

Характеристика была по-тарасовски исчерпывающей:

«В игре - полная надежность. Выпивши - страшен». Через паузу, заметно потеплевшим голосом, Тарасов добавил:

- Мне повезло, что в моей команде были такие люди. Будешь писать - обязательно скажи о том, что Мишаков больше, чем кто-либо иной, сделал для укрощения канадцев. Именно укрощения. Себя не жалел никогда, хотя жить ему пришлось в очень жестоком спорте.

Впрочем, последних слов Тарасов мог и не говорить. Достаточно было одного взгляда на косолапую, раскачистую походку Мишакова, чтобы понять, что это отнюдь не подражание походке бывшего любимого тренера. А беспощадное, въевшееся в кости и суставы клеймо той самой жестокой, но очень любимой игры. И еще осталась по-детски категоричная убежденность: тогда все было лучше - и хоккей, и тренеры, и страна.

Мишаков имел полное право так говорить, но все-таки я спросила: - Вы действительно считаете, что хоккей, в который играли вы, был интереснее нынешнего?

- Безусловно. В нем было гораздо больше творчества, фантазии. Да и великих игроков тоже. В каждом клубе была пятерка, а то и две, которые могли совершенно спокойно выступать за сборную. Впрочем, это легко и объяснялось. Было множество детских школ, катки заливали прямо во дворах, и мы постоянно во что-то играли.

- Рискну предположить, что причина не в этом. Ведь все вы - игроки семидесятых - с точки зрения любого не очень близкого к спорту человека были, не обижайтесь, ненормальными - людьми с предельно обостренным честолюбием и самолюбием. А в детских школах этому, увы, учат далеко не всегда.

- А что обижаться? Мы действительно все без исключения были фанатами. С точки зрения сегодняшнего хоккея - так вообще идиотами. Однажды в 1971-м в Канаде выиграли в турне 10 матчей из 10 и получили за это по девяносто долларов. Второе же место всегда считалось если не трагедией, то происшествием чрезвычайным. Когда мы - ЦСКА - проиграли чемпионат СССР в 1967-м, потом в 1969-м...

- Неужели вы до сих пор помните все, даже клубные, поражения?

- Конечно. И, уверен, команды, нас побеждавшие даже в отдельных играх, до сих пор помнят те победы. В 1969-м в финальной серии мы умудрились всухую проиграть «Автомобилисту» - 0:6. Шайба, как заколдованная, только в наши ворота и ложилась. До сих пор нам нет-нет, а при случае ту игру припоминают.

- Что же тогда говорить о поражениях на уровне сборной?

- Их ведь в мою эпоху было не так много.

- Но ведь были! Я, например, с трудом могу представить, что чувствует человек, играющий под флагом команды, которая ни разу за десять лет не проиграла ни единого турнира, в очередной раз стала олимпийским чемпионом и провалилась на чемпионате мира и Европы-72.

- Тогда в Прагу с командой впервые не поехали ее тренеры - Анатолий Тарасов и Аркадий Чернышев. Они и заявили заранее: «Олимпиаду выиграем, а на чемпионат мира не поедем!»

- Меня всегда учили судить о тренере не по тому, как его подопечные выступают вместе с ним, а по тому, насколько хорошо спортсмены умеют собраться, когда тренера нет рядом.

- Правильно, конечно. Да только тогда просто множество причин сложились не в нашу пользу. Из команды ушли несколько человек, я сам не хотел ехать - только-только удалил оба коленных мениска. Да что вспоминать!

- А до того, как попали в сборную, - в армейский клуб вы пришли из «Локомотива» сами, или, скажем так, вам не приходилось выбирать?

- Ну-у, сопротивлялся. Даже прокуратура мною занималась. В итоге прямо домой пришли, из-за буфета меня вытащили - и в калининский СКА. Потом уже в ЦСКА оказался. А там-то и выяснилось, что Тарасов на меня задолго до этого глаз положил.

- Говорят, с Тарасовым было очень тяжело работать.

- С ним было очень интересно. Нагрузки были сумасшедшие - но все время разные. Мы пахали, как проклятые, и при этом Тарасов любил повторять, что игрок должен уметь и соперника обойти, и, отдавая пас, заметить блондинку, которая в шестом ряду сидит.

- Получалось?

- Это смотря какая блондинка!

- Тарасов много раз говорил, что вашему поколению довелось играть в очень жестокий хоккей. Асами вы задумывались над этим?

- Хоккей вообще жесткая игра. А в то время какая экипировка была? Считай, никакой. Шайба в коленку попадет - чашечка пополам. Когда к врачам попадать приходится, я сразу предупреждаю: менисков нет, чашечек нет...

- Вы не жалеете, что играли тогда, а не сейчас? При нынешних деньгах, возможностях?

- Конечно, о чем-то жалею. Дело даже не в деньгах и славе. Мы ведь первыми схлестнулись с канадцами, и в 1972-м, когда мы приехали в Канаду играть с профессионалами, нас встретили, привезли в гостиницу, там, как обычно, фруктики в номерах, цветочки и на каждого игрока готовый контракт - только подписывай. Так у дверей кордон поставили: пока, говорят, все контракты на столе лежать не будут, из гостиницы не выйдет никто! Канадцы ведь даже сейчас просматривают те, наши, двадцатилетней давности игры.

- А игры НХЛ сейчас вы смотрите как болельщик или как профессионал?

- Конечно, как профессионал. И без всякого восхищения. Чтобы при Тарасове защитник за воротами шайбу пробросил по борту - такого быть не могло. Как твой партнер ее принимать будет? Что это за защитник, который одного-двоих игроков отрезать не может и пас нападающему отдать? Вся игра порой сводится к тому, что пульнул шайбу - и на месте стоишь. Опять пульнул - и опять стоишь. Когда те же Макаров с Ларионовым на площадке в пас играть начинают, американцы и канадцы просто теряются - не знают, что с ними делать. Да и мы никогда себя неуютно не чувствовали. Канадцы же и тогда только по прямой бегали. Он на тебя мчится, а ты шайбу увел, пас отдал - соперник в борт и въехал. Боялись они нас тогда.

- Неужели вам никогда не было больно, страшно, жалко себя?

- По-настоящему страшно было, когда пил. После того, как играть закончил. Не в прямом смысле страшно, а оттого, что даже в том состоянии понимал, что не могу остановиться.

- Обычно пить начинают, когда совсем плохо становится.

- Так и было совсем плохо. Но ведь бросил. Десять лет назад. Причем сам, без всяких уколов и зашиваний. Два месяца меня всего корежило - шлаки выходили. Потом потихоньку жизнь наладилась: тренером работать начал, создал свою школу, но со временем она распалась, как многие детские школы. Ужасно обидно смотреть, что сейчас вот так все рушится. Хоккея-то по большому счету нет. Нет и тренеров. Таких, как Тарасов.

- Я уже успела понять, что ваши любовь и уважение с Тарасовым были взаимными. Но, может, все-таки вы не совсем справедливы? Все мы склонны считать, что «В наше время...»

- Докажите мне обратное. Для меня ведь показатель - не сколько наших в НХЛ играет. А то, что большинство команд, имея численное преимущество, в зону соперника войти не может. Что же касается тренеров, то Тарасов тридцать лет назад создал систему с одним защитником, двумя хавбеками и двумя нападающими, причем все игроки в этой пятерке были взаимозаменяемы. Ничего более прогрессивного, на мой взгляд, в хоккее не было. В своем звене - с Поповым и Моисеевым в сборной я отыграл лишь однажды - на Олимпиаде-68. Потом остался один, но никогда не имел проблем с партнерами. И, как бы то ни было, Тарасов сделал команду, попасть в которую было величайшей честью для любого игрока.

- Я не собираюсь спорить с вами об игровых тонкостях, но, объясните мне, какое удовлетворение приносила вам, человеку, выигравшему в хоккее все и вся, игра до недавнего прошлого за сборную ветеранов? Не доиграли? Или это - нечто вроде пенсионерского домино во дворе?

- Во-первых, действительно не доиграл. Если бы Тарасов остался в команде, я бы не уходил еще лет пять. А во-вторых, я от игры получаю удовольствие. Кстати, мы и ветеранской сборной практически не проигрываем. И по-прежнему - сильнейшие в мире. В 92-м выиграли ветеранский Кубок мира в Швеции, в 93-м - в США. Тогда нам здорово помог президент фирмы «Виктория-Спорт» Виктор Уткин.

Сделал экипировку, даже цивильные костюмы сшили. В этом году из Лиллехаммера, где было 28 ветеранских команд, мы тоже главный приз увезли. В марте едем на соревнования в Германию. Сам-то я уже второй год не играю, но не меньше удовольствия получаю от того, что выхожу с командой в качестве тренера. Я всегда любил тренерскую работу. Только тяжело очень, когда заканчиваешь выступать, и тебе тотчас же дают понять, что ты - пустое место. Сколько раз я и сам думал: зачем тренировался, зачем учился, если это никому не нужно? Неужели я это заслужил?

- Вы же могли бы в любой момент уехать работать за границу. Пусть не тогда, а сейчас. Или не предлагают?

- Предлагали. Максимум на сколько меня хватает, - полтора месяца. Я это понял, когда именно такой срок работал в США - открывал там «Русскую школу хоккея». Здесь - друзья, гараж, машина, внучка... Все здесь. Зачем же я куда-то поеду?

- Получается, абсолютно счастливы?

- Сейчас - да. Хотя, с точки зрения финансовой, выясняется, что в коммунизме мы жили тогда, когда играли. Я получал зарплату, кормил семью и никогда не думал, как дожить до конца месяца. Сейчас же все время крутиться приходится. Но не жалуюсь. Да и делать все руками умею. Вот дома ремонт закончил. Осталось только уголок хоккейный оформить: медали повесить, кубки поставить, экипировку...

- Вам доставляет удовольствие смотреть на свои медали?

- Слишком много воспоминаний с ними связано. Да и должен же я когда-нибудь продемонстрировать своим внукам, что их дед кое-что умел в этой жизни!