Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Переполненный, жующий, пьющий пиво и переговаривающийся на разных языках пресс-центр бирмингемского чемпионата мира по гимнастике вдруг замер, почти одновременно повернувшись к входу: между рядами столиков с непроницаемым лицом в сопровождении олимпийского чемпиона Лос-Анджелеса, американца Барта Коннора, шла Надя Комэнеч

Мы с ней были знакомы еще в 1976-м, в Монреале. Правда, тогда Надя, как и остальные румынские гимнастки, старалась ни с кем не разговаривать, под строгим оком главного тренера гимнастической сборной Бела Кароли. Но, ежедневно сталкиваясь то на этаже олимпийской деревни, то в лифте, то в столовой, мы здоровались и дежурно улыбались друг другу. Здесь же, в Бирмингеме, когда я окликнула ее, она настороженно окинула меня темными ледышками глаз, и вдруг взгляд потеплел:

- А ведь я смотрела в Монреале тот финал, когда вы выиграли олимпийское золото в прыжках в воду. У нас-то, гимнастов, соревнования уже закончились. Господи, как же давно это было...

- Но не настолько, чтобы совсем забыть о гимнастике?

- Что вы! Гимнастика и сейчас для меня главное. Я ведь до сих пор выступаю в показательных в США. И даже по сравнению с московской Олимпиадой почти не облегчила свою прежнюю программу. А, кроме того, работаю вместе с Бартом Коннором и моим менеджером Полом Зиртом в Оклахомском гимнастическом центре, веду детские группы и аэробику.

- А что-нибудь более серьезное?

- Это требует и более серьезной работы. В Румынии, кстати, я одно время работала в сборной с Кристиной Бонташ и Эухенией Попа. Здесь же, в США, моя работа носит скорее консультативный характер - несколько раз в месяц. В основном вожусь с группами двухлеток.

- Неужели современная гимнастика уже начинается с такого возраста?

- Это не совсем гимнастика, скорее - игра в нее. Малыши приходят вместе с мамами, и иногда невозможно понять, кто из них получает больше удовольствия от занятий.

- А когда вы выступали сами, гимнастика была для вас удовольствием или тяжелой работой?

- Всегда удовольствием. Я никогда ничего не делала через силу. И еще - это всегда был театр, который устраивали для зрителей мы с Кароли.

- Кстати, где он сейчас? Вы поддерживаете какие-то отношения?

- Конечно. Он по-прежнему тренирует. Слухи о том, что он совсем ушел из гимнастики, не соответствуют действительности - его просто неправильно поняли. Он ушел из сборной, но, уверена, временно. Продолжает работать с 12-летними девочками. И две из них к Олимпиаде в Атланте обещают быть в полном порядке.

- А за кого вы болеете здесь, в Бирмингеме?

- За Валерия Люкина. И только за него. Мы же вместе выступаем в шоу. Он совершенно замечательный парень, и сейчас, я уверена, за него болеет вся Америка.

- Кстати, может быть, вы объясните мне, почему? Ведь даже шестикратный олимпийский чемпион и абсолютный чемпион мира Виталий Щербо, как я слышала, в Америке далеко не так популярен, как ему хотелось бы.

- Все очень просто. В Америке не любят неприступных звезд. Когда Щербо говорит журналистам, что устал и не будет с ними разговаривать, что по-человечески, конечно же, понятно, то это тут же начинают обсуждать все газеты. И не в самых приятных тонах. К тому же он курит и не скрывает этого. В Америке же, если человека возносят наверх, то всегда хотят видеть в нем идеальный пример для подражания. Без дурных привычек, порочных склонностей...

- Похоже, вы говорите со знанием дела.

- Не надо намеков. Конечно же, я все испытала на своей шкуре. И именно тогда, когда после моего появления в Америке меня как-то враз стали травить все газеты, а я старалась от всех спрятаться, то поняла, что американцы могут понять все, но не прощают высокомерия. И самый лучший способ расположить людей к себе - это говорить с ними абсолютно искренне и открыто. Помните, как это сделала Хиллари Клинтон во время президентской предвыборной кампании, когда попала под перекрестный допрос по поводу супружеской неверности своего мужа? И помните, что она сказала? Что такое может случиться в любой семье. И тема сразу же потеряла интерес для любопытных. Но я, когда приехала в США, знала по-английски лишь самые употребительные фразы. Естественно, что их от недостатка информации журналисты толковали, как хотели.

- Следовательно, сейчас ваше бегство из Румынии и последующие сложности личного характера уже забыты?

- Абсолютно. Правда, когда несколько месяцев назад я и Барт Коннор заключили контракты с фирмой JOKER на рекламу нижнего белья, меня снова принялись было склонять в прессе. Но к этому моменту я, похоже, научилась бороться с журналистами их же оружием.

- И что вы им сказали?

- Что мне абсолютно непонятно, почему они так болезненно реагируют на предметы одежды, без которых не может обойтись ни один нормальный человек. Тем более что мы с Бартом рекламируем белье, скорее, спортивного типа.

- Кстати, уже здесь, в Бирмингеме, я слышала, что вас можно поздравить с замужеством?

- Как всегда врут. Причем я уже почти восхищаюсь упорством преследующих меня репортеров. Мы с Бартом действительно собираемся пожениться, но будет это в ближайшем будущем или несколько позже, сказать пока не могу. Да и потом, наши деловые планы не всегда совпадают, приходится много ездить и не всегда вместе. А что это будет за семья?

- На чемпионат мира, как я читала уже в местной прессе, вы приехали в роли комментатора Эй-Би-Си?

- Тоже неправда. Я приехала, потому что поехали Барт и Пол. И, естественно, потому что мне это интересно. Гораздо интереснее, чем комментировать, о чем меня тоже нередко просят. Видно, в душе я все-таки зритель, а не аналитик. Хотя раз в месяц я пишу специальную колонку в журнал International Gymnast, который издает Пол. И мне это очень нравится.

- Домой, в Бухарест, вы так ни разу и не возвращались?

- Нет. Опять-таки из-за нехватки времени. Да и потом, гораздо проще вызвать родителей ко мне, в Лос-Анджелес. И они довольно часто приезжают.

- А насовсем остаться не хотят?

- Для них это было бы слишком тяжело - слишком другая система их воспитала. Когда мама впервые приехала в Америку, я повезла ее в Лас-Вегас, и, естественно, мы заглянули в казино. Крупье объяснил ей, как играть, она сделала три ставки подряд и за пять минут выиграла больше, чем зарабатывает за полгода в Румынии. А когда мы ехали домой, в машине с ней случилась истерика. Это было страшно - чувствовать свое бессилие. Боже, как я тогда ненавидела тех людей, которые сломали ей жизнь! Ведь даже те деньги, что я присылаю домой, она не может заставить себя потратить так, как ей хочется.

- А на что тратите деньги вы сами?

- Практически ни на что. Знаете, когда у человека есть возможность купить любую вещь, то его, как правило, не тянет это сделать. И то, что я постоянно отдаю довольно большие суммы на то, чтобы помочь детям тех румынских семей, которые перебрались в США, я делаю отнюдь не для того, чтобы подчеркнуть свой уровень благосостояния. Я была достаточно состоятельным человеком и в Румынии. Просто здесь поняла, насколько важно чувствовать, что тебя есть кому поддержать, в том числе и материально.

- Вы счастливы?

- Да, конечно. Я всегда очень спокойно относилась к своей гимнастической популярности, может быть, потому, что стала четырехкратной олимпийской чемпионкой, не приложив к этому никаких сверхъестественных усилий: делала в зале ту работу, которую привыкла. Просто на каком-то этапе оказалось, что лучше меня ее не может сделать никто. И была готова к тому, что через несколько лет после моего ухода из спорта о Комэнеч все забудут, как забывают сейчас об Ольге Корбут. А после того как прошла через весь ужас публичного скандала и не сломалась, поняла, что в Америке забытье мне не грозит. Да и потом, у меня ведь действительно была фантастическая карьера.

- А если бы вам сейчас снова было 14, как в Монреале, хотели бы все повторить?