Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Когда Дмитрий Карбаненко, не попав в 1996-м в олимпийскую сборную России, уезжал во Францию, его не особо удерживали: зачем чинить препятствия человеку, если главной команде своей страны он не нужен? С тех пор прошло 9 лет. Франция в гимнастике давно уже не аутсайдер: на недавнем чемпионате Европы в Дебрецене ее представители завоевали шесть наград. При этом руководители французской сборной, в которой 32-летний Карбаненко выступает до сих пор, считают, что своими гимнастическими успехами их страна во многом обязана русскому спортсмену.

«Пять минут!» - отреагировал растопыренной ладонью Карбаненко на мое появление в тренировочном зале, в котором мы договорились встретиться для интервью. Но ждать пришлось добрых четверть часа. Дмитрий закончил отработку комбинаций и, не снижая темпа, принялся выполнять растягивающие упражнения, качать пресс, спину Наконец набросил на плечи куртку: «Я готов. Руки только от магнезии отмою, ладно?» Мое изумление к тому моменту успело вырасти до максимального. За все время, что приходилось проводить в гимнастическом зале, я не встречала спортсмена, который столь придирчиво и самоотречение истязал бы себя работой. Тем более когда рядом нет тренера. Поэтому и не удержалась от вопроса:

- Что с вами случилось, Дмитрий? Десять лет назад я бы и не подумала, что вы способны так работать.

Карбаненко рассмеялся.

- Даже не знаю, что вам ответить. Пока был молодой, действительно столько не тренировался. Наверное, повзрослел. Понял, что тренируюсь не для кого-то, не для того, чтобы отчитаться перед тренером, а для себя. Более того, понял и то, что мне это нравится. Иначе, наверное, давно с гимнастикой закончил бы.

- Такое отношение к тренировкам возникло уже во Франции?

- Года за два до отъезда. А во Франции это чувство лишь окрепло: тут никому даже в голову не приходит интересоваться, что я делаю в зале. Важно, чтобы ты был в форме на соревнованиях. И результат. А как ты его добиваешься - твое личное дело.

- Вы уехали из-за того, что женились на француженке, или просто хотели, сменив гражданство, избавиться от чрезмерно жесткой конкуренции, которая в то время была в российской гимнастике? Ведь в олимпийскую команду вы, как я помню, не попали?

- «Попал» или «не попал» - это был термин для журналистов. В команде вопрос звучал совершенно иначе: поставят или не поставят. Участие того или иного спортсмена совершенно не зависело от того, как он выступил на отборе. Решение принимал единственный человек - главный тренер Леонид Аркаев. В 1996-м я выступил в чемпионате Европы, и Аркаев сказал: «Готовься, ты мне нужен для команды». Я еще пять месяцев вместе со всеми тренировался на Круглом озере, а за три дня до отъезда узнал, что никуда не еду.

Сейчас все это уже не имеет никакого значения, девять лет прошло, но все равно порой обидно вспоминать, как именно все это происходило. Мне, естественно, никто ничего не объяснял, не предъявлял претензий. Просто сказали: «До свидания».

К тому времени я был три года женат, Астрид работала журналистом в России, и мое семейное положение совершенно не мешало выступать за сборную России. Единственное, что раздражало, - требование Аркаева, чтобы все спортсмены постоянно находились на Круглом. Жене я вообще не мог объяснить, почему, находясь в сорока километрах от нее, не имею права приехать домой между тренировками. Потом для меня все-таки сделали исключение, разрешили самостоятельно тренироваться в Москве в динамовском зале. Но определенное недовольство в руководстве, как я понял позже, тот мой демарш вызвал.

К тому времени сильно изменилась и сама обстановка в команде. Я ведь застал еще старшую плеяду гимнастов - Игоря Коробчинского, Виталия Щербо, Гришу Мисютина, Валеру Люкина, Валю Могильного. Они и по уровню были намного выше, чем те, кто пришел на смену, и отношения были иными. Если в коллективе возникала какая-либо проблема или кто-то просто хотел высказаться, собирался совет команды, и любые вопросы обсуждались безо всяких недоговорок. Но эта команда с развалом Союза перестала существовать, и начались закулисные интриги, сплетни, мелкое доносительство. Все это, естественно, тоже накладывалось. Так что Олимпиада-96 стала просто последней каплей.

- Вопрос с гражданством решился легко?

- По французским законам, я имел право подавать документы на получение паспорта после двух лет брака. То есть когда еще находился в Москве и никуда не собирался переезжать. Мы с Астрид прилично зарабатывали: у нее был контракт с телевидением, я периодически выступал за один из клубов немецкой бундеслиги, - ну а когда поняли, что уехать все-таки придется, то перебрались в Канн. Астрид там родилась, у ее родителей был большой дом, в котором нам выделили весь первый этаж - больше ста квадратных метров.

Естественно, нам не хотелось чувствовать себя нахлебниками, тем более что большой дом обходится во Франции очень дорого. Договорились, что мы с Астрид будем вносить свою долю оплаты до тех пор, пока не купим собственное жилье.

Параллельно я осваивал язык. Говорить начал довольно быстро, так что больших проблем с общением не испытывал.

- А где тренировались?

- В Антибе. Там находится база подготовки французской сборной. Удобно, да и ехать недалеко - 10 километров от дома. Первое время, правда, меня не покидало ощущение, что местные тренеры боятся ко мне подходить и не знают, как со мной разговаривать. Пришлось подойти самому. Попросил старшего тренера - его зовут Макс Туше, - чтобы понаблюдал и, если я что-то не так делаю, не стеснялся подсказывать. В индивидуальных видах спорта это очень важно. Особенно тем, кто привык к российской школе, где личный тренер на каждой тренировке находится рядом. Спасибо моему первому наставнику - Владимиру Васильевичу Колчеву, к которому я попал в 9 лет, когда приехал в Москву из Калининграда. Он с самого начала приучал меня к самостоятельности. И в зале, и в жизни. Колчев дал мне очень много - не только в плане тренировок и отношения к гимнастике, но и в плане человеческих отношений.

- Какую-то стипендию вам во Франции платили?

- Там существует давно отлаженная система. Министр спорта утверждает круг спортсменов, которые находятся в зоне внимания тренеров сборных команд. Каждый из них получает зарплату, но не напрямую, а через спонсоров федерации. На этот счет у спортивного министерства существуют специальные партнерские договоры. Например, сборную страны по байдарке финансируют Gas de France и EDF - компании, занимающиеся газом и электричеством. У меня заключен контракт с France Telekom. Причем этот контракт предполагает, что если я закончу спортивную карьеру, то могу остаться работать в этой фирме в другом качестве.

- И тем не менее вы предпочитаете в 32 года продолжать тренироваться и выступать. Зачем?

- Устроиться во France Telekom успею всегда. Пока гимнастика приносит мне больше удовольствия, да и денег тоже. Я получаю за то, что помимо сборной выступаю за клуб, плюс - гонорары от показательных выступлений. Простым служащим France Telekom я столько не заработаю.

- За французскую олимпийскую команду вы выступали в Сиднее и в Афинах?

- Да. Но с Олимпийскими играми мне что-то не очень везет. В Сиднее в многоборье я остался 15-м, а перед Играми в Афинах во время тренировки на брусьях выбил палец на руке и разорвал связки. При этом на чемпионате мира-97 в Лозанне я стал четвертым в многоборье. Мог попасть и в тройку, но с Францией на мировом уровне тогда не очень считались. Выиграл Ваня Иванков из Белоруссии, Алексей Бондаренко стал вторым, а на бронзу вытянули японца Цукахару - я проиграл ему несколько тысячных балла.

Зато на чемпионате Европы в Санкт-Петербурге в 1998 году мы командой впервые стали чемпионами - обыграли Россию. Было приятно. Во-первых, понимать, что я сам могу еще чего-то добиться: нам же многие годы вдалбливали, что вся гимнастика - это Круглое озеро, а во-вторых, что и у французов благодаря результатам постепенно начинает меняться отношение к самим себе, к соперникам. Хотя даже тогда я чувствовал некий дискомфорт от того, что выступаю совсем не в той команде, в какой привык быть столько лет.

- Чем вы объясняете столь впечатляющий прогресс французских гимнастов?

- У меня немножко другая точка зрения на этот счет. Считаю, что та гимнастика, которая сейчас есть во Франции, все еще не соответствует тому уровню, на котором она могла бы быть. Возможно, меня просто воспитывали по-другому - заставляли постоянно стремиться к большему, к самому лучшему.

Огромный вклад в результаты французской сборной, бесспорно, внес Анатолий Александрович Воронцов - он уже лет 15 работает в Лионе, и почти вся мужская гимнастика прошла через его руки. Я и сам, как только начал тренироваться в Антибе, старался по мере сил помогать ребятам технически, психологически. Было очень непросто, например, объяснить, что они проигрывают не потому, что они - французы, а потому, что привыкли работать не так, как это нужно для достижения результата. Постоянно втолковывал, что они - такие же, как все. С точно такими же руками, ногами, головой. И снаряды все одинаковые.

Со временем все стало меняться к лучшему. Появились свои специалисты, которые пытаются воспроизвести все лучшее, что на сегодняшний день есть в нашем виде спорта. Ведь помимо Воронцова во Франции работают не так много российских тренеров.

- Почему, кстати, вы выступаете сейчас лишь на перекладине и в вольных упражнениях?

- Тянуть все шесть снарядов на том уровне сложности, которого сейчас требуют правила, уже не позволяют здоровье и возраст. Мог бы теоретически собрать комбинацию на брусьях. Но, если честно, побаиваюсь за руки. Сейчас большинство элементов «висовые», на скручивание. После той травмы, что я получил перед Играми в Афинах, если что-то еще раз случится со связками, можно уже не восстановиться.

- Ваша шестилетняя дочка гимнастикой еще не увлеклась?

- Она занимается в клубе, который возглавляет мой друг - мы вместе выступали, когда я только приехал во Францию. Это рядом с домом, поэтому очень удобно. Когда уезжаю на соревнования, помогают родители жены.

- После того как шесть лет назад Астрид не стало, вы так и не создали новую семью?

- Нет. Оформлять отношения официально - определенный риск. Мне нужно поднимать дочь, ставить ее на ноги. Если брак не сложится, развод автоматически повлечет за собой серьезную потерю денег - таковы французские законы. Пока я к этому не готов.

- У дочери, знаю, русское имя.

- Так хотела Астрид. Поэтому и назвали ребенка Оксаной. Дома я разговариваю с ней только по-русски, хотя порой замечаю, что для нее это непросто. Ведь с утра до вечера она находится в окружении людей, которые общаются между собой совершенно на другом языке. А приходит домой - там букварь, грамматика в картинках. Русские сказки она знает, наверное, лучше, чем любой ребенок ее возраста в России. Музыка в доме тоже русская играет. Вполне возможно, Оксана никогда не будет понимать русский так, как я, но проблем в общении у нее не возникнет никаких. Это тоже, кстати, было желанием Астрид - дать нашему ребенку два родных языка.

- У вас остались родные в России?

- Да. Мама, брат...

- Так, может, стоило уехать с дочкой к своим?

- Мама звала. До сих пор зовет. Скучает. У меня самого бывали периоды, когда просыпался и думал: «Господи, что я здесь забыл?» А сейчас - как уедешь? Здесь жизнь налажена, Ксюха вот-вот учиться начнет - надо нормальное образование ей дать. Был бы один, уехал бы не задумываясь. Хотя не исключаю, что, когда уйду из спорта, вполне может получиться так, что моя будущая работа будет связана с Россией. Хотелось бы, чтобы и там были востребованы все те знания, что я получил здесь. Франция ведь дала мне немало.

- Спортивные амбиции у вас остались?

- Хотелось бы, конечно, уйти из спорта с олимпийской медалью. Но я - реалист. Поэтому не ставлю перед собой невыполнимых задач. И не делаю далеко идущих прогнозов. Прихожу в зал с удовольствием - это уже немало - и стараюсь выполнить то, что должен, как можно лучше.

- Не испытываете дискомфорта от осознания собственного возраста, когда оказываетесь на соревнованиях?

- Вы даже не представляете, как меня радует, что в гимнастике до сих пор выступает Йордан Йовчев. Мы с ним одного года рождения, но он - старше.