фото © AFP Яна Кудрявцева

После полугодичного перерыва в выступлениях из-за серьезной травмы ноги абсолютная чемпионка мира вернулась на ковер и вне конкурса выступила в трех видах программы на международном турнире в Риге.

Побеседовать с гимнасткой мы договорились сразу после соревнований прямо в зале – после того, как Яна закончит выступления с мячом и обручем. Поначалу, правда, показалось, что к разговору моя собеседница не слишком расположена. Но когда я спросила об этом напрямую, Кудрявцева улыбнулась:

– Не обращайте внимания. Просто очень сильно устала. У меня получился слишком большой перерыв в соревнованиях, просто огромный. Вот и отвыкла немного. Можно вообще не вернуться в гимнастику после того, как шесть месяцев не выступал. Знаю, что большинство девочек, у которых случались подобные травмы, предпочитали сразу закончить со спортом.

– Вам, получается, повезло?

– Наверное, да. Я не раз думала об этом. И до сих пор, если честно, не понимаю, как мне удалось со всем справиться. Когда не тренируешься, очень быстро пропадает гибкость, растяжка, теряется мышечная память. В этом отношении у нас очень специфический вид спорта: требует настолько тонкой и сложной координации, что возвращать какие-то ощущения бывает непросто даже после единственного выходного дня.

– Насколько сложной была ваша операция на ноге?

– Сначала планировалось, что она будет очень сложной. У меня, как выяснилось при обследовании, полностью раскрошилась в ступне ладьевидная косточка, начался некроз тканей, и немецкие врачи собирались взять косточку из бедра и заменить ей ту, что раскрошилась. Но потом медики решили, что можно попробовать столь сложных манипуляций избежать: мне хорошенько вычистили раскрошившиеся кусочки, заново перешили связки, поэтому восстановление получилось более быстрым, чем могло быть.

– У вас ведь спортивная семья, отец – олимпийский чемпион по плаванию. Неужели вы не понимали, принимая решение выступать в прошлогоднем чемпионате мира со сломанной ногой, что этот подвиг может завершиться очень плачевно, и вы можете окончательно потерять возможность выступить на Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро?

– Нет, сомнений по поводу выходить на ковер, или нет, у меня не было никаких. Да и потом не пожалела ни разу, что отработала в Штутгарте всю программу. Реши я иначе, меня, полагаю, давно не было бы в сборной, и к Олимпийским играм сейчас готовились бы другие девочки.

– Иными словами, раз уж приехал на соревнования, никого не должно волновать, что у тебя травмировано и как сильно болит?

– Конечно. Выбор, как поступить, всегда остается за гимнасткой. Но меня и тренеры тогда поддержали в этом решении, и родители были «за». Тем более что на тот момент никто и подумать не мог, что с ногой до такой степени все серьезно.

– Хотите сказать, что о переломе стало известно только после соревнований?

– Да. Нога достаточно сильно болела, но врачи склонялись к тому, что у меня просто воспалились зоны роста. Поскольку воспаление было достаточно сильным, оно смазывало общую картину, не позволяло увидеть перелом.

– Точно такая же история произошла в свое время с Ляйсан Утяшевой, которой долгое время не могли поставить диагноз. В ее случае вообще никто не верил, что нога может быть сломана.

– Да, я помню тот случай. Причем сломана у Ляйсан была как раз ладьевидная косточка.

– И кто же сумел поставить правильный диагноз?

– Это произошло уже в Германии, когда меня отправили туда на обследование. После чемпионата мира я успела немного отдохнуть, воспаление и опухоль уменьшились, вот и стало видно, что с костью проблема. Думаю, если бы тренеры знали, что у меня перелом, выступать в Штутгарте мне просто не позволили бы.

– В одном из интервью вы сказали, что для вас не важно, кто именно выиграет в Рио-де-Жанейро, главное, чтобы это была российская спортсменка. Неужели действительно так считаете?

– Нас так приучили. Флаг России должен всегда быть выше остальных. Кто именно будет под этим флагом стоять на пьедестале – уже второстепенно. Конечно же, очень хочется выиграть самой. Но прежде всего хочется дойти до этих Олимпийских игр, отобраться в сборную. При нашей конкуренции в команде это совсем не просто – скамейка запасных огромная.

– Неужели у вас никогда не возникает мыслей о том, что вы – с таким отношением к спорту – всего лишь солдатики в чьей-то чужой и достаточно фанатичной гонке за золотом?

– Не думаю, что кто-то из нас настраивает себя таким образом. Можно ведь и по-другому рассуждать: если на протяжении стольких лет российские гимнастки занимают исключительно первые места, если за нами стоит такая история и такие традиции, то как можем проиграть мы сами?

– Пока я ждала вашего выступления, сидя в зале, то заметила, что у многих спортсменок, когда они уходят с ковра, начинает сводить ноги судорогой.

– Ноги сводит у всех. На тренировках привыкаешь делать комбинации в определенном ритме, с одним и тем же приложением сил. В соревнованиях же подсознательно всегда стремишься выложиться по максимуму. Плюс – музыка подстегивает. Вот икроножные мышцы и начинают реагировать спазмами.

– Какие-то специальные упражнения для того, чтобы привести мышцы в порядок, вы используете?

– Восстанавливаться помогает бассейн, баня, массаж.

– Вы успеваете думать на ковре в процессе выполнения трюков, или это абсолютный автоматизм, наработанный тренировками?

– С годами, конечно же, появляется автоматизм. Все-таки я серьезно тренируюсь уже 15 лет.

– Отчего тогда происходят ошибки?

– У меня – от настроения. Совершенно не умею полностью вкладываться в работу, если настроение плохое. Наверное, я просто слишком эмоциональный человек. Когда прихожу на тренировку в хорошем настроении, бывает, что комбинация без труда получается с первого раза. А бывают дни, когда наоборот все валится из рук, за что ни возьмись.

– Проблемы с весом вам знакомы?

– Они, конечно же, существуют. Начались где-то год назад, когда мне исполнилось 17. Нельзя сказать, что это какие-то глобальные проблемы, просто если раньше я вообще не думала о том, что нужно как-то ограничивать себя в еде, то сейчас обратила внимание, насколько легче и быстрее стал прибавляться вес, стоит хоть чуточку себя «отпустить». Хотя за то время, что восстанавливалась после операции, я даже похудела. Но, разумеется, очень тщательно следила за тем, как питаюсь.

– Одна из ваших коллег сказала мне как-то, что жизнь в Новогорске – это тюрьма.

– Можно сказать и так.

– Это мучительно? Или можно привыкнуть?

– Я бы не сказала, что привыкнуть к этому сложно. Многие гимнастки первое время очень сильно скучают по дому, но мне в этом плане было легче: все-таки родители в Москве, всегда могли приехать. В художественной гимнастике не так просто заслужить, чтобы тебя заметили и пригласили в Новогорск. Мы с моим тренером попали туда не с первого раза. Несколько раз просились, но нам отказывали. Говорили, что это нужно заслужить.

– У понятия «заслужить» есть какие-то конкретные критерии?

– Да, конечно. Например, попасть в тройку сильнейших на первенстве России.

– Сколько часов в день занимают у вас тренировки?

– Это процесс, который идет на протяжении всего дня. Утром сразу после завтрака хореография. Никто из девочек как правило не завтракает, чтобы была возможность подольше поспать. Я так точно выберу сон вместо еды, если будет такая возможность. Через полтора часа занятий переходим из хореографического в другой зал – на первую тренировку, на которой уже делаем полные «прогоны» своих программ. Потом обед, полтора часа дневного сна и снова зал. Там остаемся уже до самого вечера. Заканчиваем день общефизической подготовкой – с резиной, с отягощениями.

– Почему на турнире в Риге вы выполняли только три комбинации?

– Пока еще не сумела восстановить программу полностью. Вот мы с тренером и решили, что упражнение с лентой делать не будем: отработаем только мяч, обруч и булавы. Не хочется же показывать, что я не готова. Но выступить в реальных соревнованиях мне было очень нужно. В конце марта в Италии будет проходить Кубок мира, где я должна работать уже в полную силу.

– Волновались, выходя на ковер после столь долгого перерыва?

– Я вообще никогда не волнуюсь. Даже когда выступала на своем первом чемпионате мира. Не знаю, почему так. Может быть, помогают разговоры с папой – мы всегда с ним общаемся по телефону перед моими соревнованиями. Хотя, наверное, просто так устроена нервная система. Я даже как-то пыталась заставить себя переживать, старалась вызвать в себе какие-то эмоции по этому поводу. Думала: а вдруг переживания помогут мне собраться и выступить еще лучше? Но у меня ничего не получилось.

– У вас ведь в команде, насколько мне известно, есть психолог. К нему ходите?

– Иногда. Говорят, что психолог может помочь. Почему же не воспользоваться этим?

– А чем занимается сейчас ваш отец?

– Из плавания он ушел, хотя после окончания своей карьеры какое-то время работал тренером в бассейне. Сейчас ведет свой бизнес, вообще не связанный со спортом.

– И ездит на ваши соревнования?

– Нет. Папа вообще ни разу в жизни не видел, как я выступаю, «живьем». И никогда не смотрел соревнования в онлайне. Только в записи.

– Почему?

– Он очень переживает, когда я выступаю, поэтому и сказал, что его нервы этого не выдержат. Мама довольно часто ездит на соревнования вместе со мной, но тоже не смотрит, выступления: как только подходит мой стартовый номер, вообще уходит из зала.

– В художественной гимнастике спортсменки обычно с какого-то периода начинают очень обостренно воспринимать собственный возраст.

– Я пока об этом не думаю, хотя с Ритой Мамун мы часто в шутку называем себя старушками. В нашем виде спорта достаточно много гимнасток, которым по 23-24 года, а некоторым и того больше. Другой вопрос, что расслабляться нельзя никому – слишком велика конкуренция за место в команде.

– Вы считаете себя везучим человеком?

– Да, конечно. Разве невезучий человек смог бы выиграть столько титулов?

– А жалко себя бывало?

– А как же! Но в этом случае можно позволить себе поплакать. Главное, чтобы никто не видел.

2016 год

• Наверх
• Вернуться к оглавлению раздела