Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В российской гимнастической сборной 21-летняя Анна Павлова - почти ветеран. Выступала в Афинах в команде, выиграла две бронзовые награды. В Пекине ей предстоит сражаться в наиболее сложном амплуа - многоборки. По крайней мере к такому мнению склоняется она сама.

ЛЮБИМИЦА АРКАЕВА

- Аня, вас ведь еще Леонид Аркаев в сборную брал?

- Моя гимнастическая биография раньше началась. Когда мы стали ездить на сборы в Москву в «Динамо». Мне тогда не было и десяти лет. Жили мы в Орехове-Зуеве, тренировала меня мама. Она же постоянно возила меня и других своих девочек смотреть разные турниры, в том числе и международные, чтобы мы поняли, что такое настоящая гимнастика. В маленьком городке этого ведь не увидишь.

В 1992-м мы приехали смотреть турнир «Звезды мира», который проходил в Лужниках и где должна была выступать вся российская сборная. Но так получилось, что автобус команды опоздал к началу соревнований. Пока его ждали, я по недосмотру взрослых вылезла на помост и начала делать там свои вольные упражнения.

- Подождите, я прекрасно помню этот момент. Как же мы все смеялись на трибуне, на вас глядя...

- А мне та-ак нравилось! Я четко поняла, что все смотрят именно на меня. И хлопают - мне. Это было ужасно приятно.

А вот на «Круглое», где постоянно тренировалась сборная, я попала значительно позже. Туда меня впервые вызывали то ли в самом конце 97-го, то ли в начале 98-го. За свой счет и без мамы. И я не поехала. Деньги - это полбеды, но ехать куда-то в таком возрасте без тренера... Мама меня просто не отпустила бы.

Потом кто-то объяснил маме, что, если мы действительно будем нужны, то вызовут и с тренером и все оплатят. И что в столь раннем возрасте на «Круглое» ехать точно не стоит. Там слишком большие нагрузки, от которых многие дети просто психологически «ломались».

Свой первый сбор на «Круглом» я запомнила хорошо. Мне было 11 лет. Мы с мамой выехали из дома первой электричкой в 6 утра. Часов в 10 были уже на базе, и мне сказали немедленно переодеваться и идти в зал. Приглашали нас на три дня, а в итоге мы задержались на месяц.

На «Круглом» меня показали Аркаеву. Это было первый раз в моей жизни, когда в течение дня я пять раз отпрыгала всю свою акробатику.

- У вас было чувство, что Аркаев обратил на вас какое-то особенное внимание?

- Не сразу. Сначала я стояла в конце строя. И по росту, и по гимнастическому уровню. У меня была сильная акробатическая подготовка - и только. До коня я не могла допрыгнуть из-за роста, к тому же слишком маленький вес не позволял «продавить» мостик, чтобы толкнуться выше. Поэтому опорного прыжка у меня не было вообще, даже самого простенького. Но Аркаева потрясло, что на ковре я могу делать три винта (сальто с тремя пируэтами - прим. Е.В.). Раз десять я к тому же приземлилась на этих смотринах в «доскок» - то есть сделала то, что не все взрослые умели делать. А у нас просто был очень хороший акробат в школе. Он всегда давал такие разнообразные задания, что каждый мог почувствовать себя в чем-то лучшим.

- Одно время складывалось впечатление, что Аркаев занимается в сборной только вами.

- Я была у него в любимицах. Он «насел» на меня по-настоящему в 2002-м. Видимо, что-то разглядел. Мы с мамой тогда планировали выступать в турнире Стеллы Захаровой на Украине, но в итоге туда поехала вся команда, кроме меня. Аркаев же сказал, что сам будет готовить меня к чемпионату Европы.

Когда он озвучил тренировочные планы, у меня был шок. И много, и тяжело, и без мамы... Да и задачу он поставил - выиграть многоборье и быть на всех снарядах в призах. И выиграть командное первенство, разумеется.

Командой мы в итоге выиграли, выцарапали у румынок полбалла. Я стала первой в многоборье среди юниоров, потом - в прыжке, на брусьях упала, а на бревне мне не засчитали сложный элемент. Но это было нормально: в гимнастике редко когда позволяют одному спортсмену собрать все медали. На вольных я выступила с небольшими ошибками, да и отсудили меня очень жестко. Тогда я, собственно, и поняла справедливость высказывания о том, что нужно быть на две головы выше соперника, если хочешь, чтобы тебя не засуживали. Тогда никто тебя не сможет «убрать». Но раз уж сама повод даешь - извини...

- А что было потом?

- Чемпионат мира в Анахайме в 2003-м. Я там такое отчебучила на брусьях... Упала с первого же элемента, который и элементом-то не считается - неправильно поставила ноги на жердь. Потом отработала всю комбинацию без ошибок от начала и до конца, но улетела во второй десяток. У меня тогда был защемлен седалищный нерв, меня реанимировали перед выступлением, сделали массаж, обезболили, но когда я вышла на помост, забыла о травме вообще. Очень хотелось хорошо выступить. Вот ноги и слетели. Помню, стою на полу перед брусьями и ничего не понимаю...

В командном первенстве мы в Анахайме остались шестыми. С четырьмя падениями. Потом считали: случись на одно падение меньше, были бы третьими. Но в те времена третье место не считалось результатом. Либо первое, либо никакое.

А в олимпийском году был чемпионат Европы, где я всех подвела. Упала на брусьях, мне недодали 0,2 за базовую оценку. Нас всегда учили не смотреть на оценки. Мол, наше дело - отработать свои комбинации, а что и как - тренеры потом расскажут. Стоило посмотреть на табло - сразу получали нагоняй. А тут я забыла. И посмотрела. И это так выбило меня из колеи, что я и бревно завалила, и вольные не лучшим образом отработала. Лишь в прыжке мы с Леной Замолодчиковой поделили второе место - проиграли румынке Монике Росу, которая потом выиграла Олимпиаду.

- У вас не было ощущения, что в Афинах все были озабочены только выступлением Хоркиной?

- Мне было не до этого, если честно. Подготовка к Играм получилась тяжелой. По жеребьевке мы должны были выступать в первой смене, поэтому тренировки на «Круглом» строились таким образом, что один день мы начинали работать в зале в 6.30 утра, причем с полноценной нагрузкой, на следующий день тренировались до десяти вечера, а наутро снова в 6 утра шли в зал. Это было ужасно, но, видимо, помогло, раз уж мы в финалы пробились. Во все, кроме вольных упражнений. Там не хватило каких-то тысячных. Сам финал - это лотерея. Все начинается с самого начала и что угодно случиться может. В Афинах, например, выиграла Каталина Понор с очень средней программой. А те, от кого ждали борьбы, ничего не смогли сделать. Мне и самой в многоборье не хватило до бронзы всего 0,025. Очень было обидно.

На Свету, естественно, делали особенную ставку - все-таки, третья Олимпиада. Ее победы на брусьях вообще ждал весь мир - понятно ведь, что второе место никак ее не устроило бы. А получилось, что и для нее груз слишком тяжелым оказался, да и для нас тоже. Я ведь ей в тот день мазала брусья...

- Все это тяжело до сих пор вспоминать. Я в этот день выступала в прыжке, стала третьей, а сразу после финала всех призеров прямо с помоста взяли на допинг. Мы прямо в комнате смотрели за ходом соревнований, и я ужасно боялась, что опоздаю Свете брусья намазать. Я ведь даже не предупредила ее, что могу не успеть. А других девочек в зале не было.

Когда я освободилась и зашла в зал, Света разминалась, и уже было видно, что что-то у нее не клеится. А потом перед ней очень хорошо выступила француженка Эмили Леппинек. Она выступала в накладках, а в этом случае на брусья накладывают толстый слой магнезии. Мы же привыкли работать без накладок. Поэтому сначала зачищаем жерди наждаком, потом мажем их медом или сиропом и только после этого кладем магнезию. Совсем чуть-чуть. Чтобы жердь оставалась почти голой.

Обычно на все это хватает времени. Но француженка не сделала никаких ошибок, судьи между собой не совещались, оценку поставили быстро, и время для подготовки брусьев свелось к минимуму.

Я Свете перед выступлением сказала: «Проверь, там сладко». То есть скользко. А проверить она уже не успевала. Или не захотела. Ну а потом был шок, естественно. Это ведь не ошибка была никакая. Света просто спрыгнула. Потом объяснила, что жердь плохо «держала» и дело могло обернуться травмой. Хотя многие до сих пор считают, что надо было в любом случае идти на соскок. Но тут судить тяжело.

Мы очень за Светку тогда испугались. Она вернулась в деревню, собрала вещи и исчезла неизвестно куда. Ее сестра оборвала все наши телефоны, потому что Света свой выключила. Не знали, что и думать. Поэтому ее поражение сразу вылетело у всех из головы.

ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА

- Когда после Игр в Афинах из сборной ушел Аркаев, у вас не было желания тоже оставить гимнастику?

- Я заранее решила, что после Игр отдохну и снова начну тренироваться. Да и Аркаев не сразу ушел. Это случилось после того, как спортсмены и тренеры написали письмо Вячеславу Фетисову, где было изложено все, что нас не устраивает.

- Что именно не устраивало лично вас?

- Получилось так, что осенью, когда я уже отдохнула и планировала выступать в этапах Кубка мира, я позвонила на «Круглое» и спросила, могу ли приехать. У нас ведь мало у кого дома есть условия для тренировок. Особенно в маленьких городах. А этапы Кубка мира - достаточно серьезные соревнования, чтобы готовиться непонятно как и непонятно где. Но мне сказали, что приехать нельзя. Один из аргументов заключался в том, что нужно просмотреть большое количество маленьких девочек и что на базе просто нет места, чтобы нас разместить. Тогда я сама поехала на базу, чтобы забрать оттуда свою теплую одежду и купальники. Там и узнала, что девочки, которые тренируются на «Круглом», живут там уже не первый месяц.

Сначала я подумала, что из команды списали меня одну.

Стала звонить тем, кто был в олимпийской сборной, и оказалось, что они все в таком же положении. Это стало последней каплей. Вот мы и подписали то письмо.

- Насколько сложно было привыкать к новому руководству сборной?

- Перед последним чемпионатом мира я долго не могла понять, чего на самом деле хотят тренеры. Нужна я им в команде, не нужна... Готовиться мне к соревнованиям или долечивать травмированную ногу? Если бы мне сразу сказали, что на чемпионат мира я не еду, я бы начала лечить ногу на три месяца раньше. Но мне говорили: «Тренируйся». А потом не взяли. Мол, форма была недостаточно хорошей.

С новыми людьми всегда поначалу тяжело. Например, Виктора Гавриченкова я знала много лет, но знала - как тренера Наташи Зиганшиной. То есть мы шли как бы параллельными курсами и никогда не пересекались. А когда он стал старшим тренером женской сборной, вдруг поняла, что это - совершенно другой человек. С другими обязанностями, другой ответственностью. Его можно было понять, но он не всегда понимал нас. Сейчас, как мне кажется, я научилась находить общий язык со всеми.

Тренеры нам постоянно говорят, чтобы мы не молчали, если нас что-то не устраивает. Но далеко не все гимнастки решаются свои претензии или пожелания озвучить. Идут ко мне: «Ань, скажи...» Иногда я искренне не понимаю: почему именно я?

- Вас, получается, жесткий режим полностью устраивает?

- Он и раньше присутствовал. Иногда, естественно, это вызывает внутренний протест. Например, перед чемпионатом Европы, когда в Москве была эпидемия гриппа, нас не выпускали за ворота базы. Но было не очень понятно, к чему такие меры, если на самой базе половина тренеров и спортсменов болеет. Сейчас мы просим, чтобы нас хотя бы изредка куда-нибудь вывозили. В ближайший торговый центр, в кинотеатр... Развеяться-то хочется. На «Круглом» неплохо, конечно: есть бассейн, баня, можно погулять в лесу. Но когда сидишь тут десять лет подряд... глаза бы на этот лес не глядели.

- Вам бывает страшно?

- На снарядах - постоянно. Особенно на брусьях. Для меня оторвать руки от жерди - самое жуткое, что может быть в гимнастике. Я стараюсь смотреть, что делаю, но не всегда глаза успевают за руками. И когда о Пекине думаю - страшновато. Все-таки большая ответственность...

- А что будет потом?

- Буду тренироваться. А там разберемся - для результата или для удовольствия.