Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Гимнастке лучше быть сильной, чем худой, считает двукратная олимпийская чемпионка Алия Мустафина. По её словам, вес вообще не является проблемой для спортсмена, если мышцы хорошо проработаны. В интервью RT гимнастка призналась, что никогда не расстраивалась из-за конкуренции, вспомнила о внезапном телефонном звонке, изменившем её жизнь, и объяснила, почему не считает нужным заставлять спортсменов тренироваться.

— Одно из ваших интервью времён спортивной карьеры называлось «Я слишком люблю детей, чтобы быть тренером». Тем не менее вы сейчас возглавляете в женской гимнастике молодёжную команду страны и, судя по всему, вам это очень нравится.

— Мне действительно безумно нравится тренировать. Во-первых, потому что получается. А во-вторых, … Похоже, это действительно моё. Меня понимают дети, мне удается найти к каждому из них подход, объяснять даже одинаковые ошибки разными словами, чтобы все понимали, чего именно я хочу от них добиться.

— Ваши коллеги уже успели рассказать мне историю, как однажды утром перед тем, как отправиться в зал вы выглянули в окно, а там…

— Да, было такое. Дети прямо на асфальте написали: «Алия Фаргатовна, мы вас любим!». Естественно, мне было безумно приятно.

— Мне почему-то казалось, что после спорта у вас в приоритете окажется семья, дети, какая-то совершенно неспортивная жизнь. Тем более что вы действительно, насколько помню, не были расположены к тому, чтобы стать тренером. В какой момент приоритеты сменились?

— Я тогда не работала, больше года сидела с ребёнком дома, и в один из дней мне достаточно неожиданно позвонила наш старший тренер Валентина Александровна Родионенко и сказала, что они с Андреем Федоровичем (Андрей Родионенко — главный тренер сборной России — RT) очень хотят, чтобы я возглавила молодёжную команду. Я сначала очень сильно сомневалась, переживала. Опыта ведь никакого не было. С другой стороны, как раз тогда я задумалась: почему бы не попробовать? Хотя бы для того, чтобы понять, хочу я этого, или нет. Попробовала. Втянулась.

— Решение как-то было связано с тем, что вы расстались с мужем?

— Нет. Мы с Алексеем развелись гораздо раньше, еще когда я тренировалась. Так что мой уход в тренерскую профессию точно не был продиктован желанием уйти от каких-то личных проблем.

— Пытались понять, почему из всех возможных кандидатов на работу с молодёжной командой супруги Родионенко выбрали вас?

— Тренеров подкупило, во-первых, то, что я много лет тренировалась на их глазах, причём тренировалась в довольно-таки взрослом возрасте. Уже тогда я постоянно помогала всем девчонкам. Плюс, наши руководители изначально хотели, чтобы в команде был молодой свежий взгляд, который, по их мнению, всегда полезен.

— Соглашусь. Но та же Валентина Александровна — достаточно авторитарный человек, и я прекрасно помню, под каким давлением вы находились, когда ваш тренер Александр Александров из-за конфликта с руководством был вынужден уйти из сборной. Абстрагироваться от тех воспоминаний было сложно?

— На самом деле, я не воспринимала всё, что происходило вокруг меня, как какое-то давление. В зале я просто делала свое дело, тренировалась. Когда же в команде появлялись какие-то новые девочки, у меня не было по отношению к ним никакой ревности. Была просто цель доказать, что я не слабее, чем кто-то другой. Поэтому вообще не видела в действиях тренеров какого-то негатива по отношению к себе. Соответственно и после спорта не было никаких обид и мыслей, что с кем-то я хочу работать, а с кем-то — нет.

— Насколько вы свободны в своих действиях сейчас?

— Если у меня возникают какие-то профессиональные вопросы, я всегда могу обратиться к той же Валентине Александровне за советом. Какие-то важные моменты мы, разумеется, обсуждаем вместе с ней и Андреем Фёдоровичем. Но в ежедневной работе со спортсменами нет такого, что я что-то делаю именно потому, что мне сказали так делать. В этом плане я сама принимаю решения. Более того, этот момент мы обговаривали изначально.

— Внутренние тренерские амбиции у вас уже проснулись, или пока работа воспринимается, как сплошное удовольствие без каких бы то ни было конкретных целей и обязательств?

— Цели, безусловно, есть, как и амбиции, но и удовольствие тоже. Единственная проблема, что нет международных стартов. Соответственно невозможно сравнить себя с мировыми лидерами, увидеть, в какую сторону и насколько активно мы двигаемся.

— Но ведь лидерами, если судить по результатам последней Олимпиады, были мы сами?

— Всё равно не хватает конкуренции. Если говорить о тренировках, о выступлениях на внутренних соревнованиях, прогресс у девочек просто колоссальный. Да, я смотрела юношеское первенство мира. Да, я не постесняюсь сказать, что, если бы мы поехали с нашими детьми на этот турнир, равных нам бы не было. Но это всё сослагательное наклонение, как ни крути. В этом плане работать немножечко сложно.

— В свое время, насколько помню, у вас были одни из самых технически насыщенных программ на брусьях.

— На Играх в Лондоне — нет. В Рио — да. И то лишь потому, что я за две недели до соревнований сумела выучить новые элементы.

— Комбинации, которые сейчас делают ваши подопечные, сложнее?

— Та комбинация, которую я делала на брусьях в Рио, сейчас считается уже базовой. То есть, если девочка исполняет этот набор элементов при переходе во взрослую команду, значит, брусья у неё неплохие. Но есть спортсменки, которые делают более сложные вещи.

— Юниорская команда — это ещё и пубертат. Нужно ли пытаться довести спортсменок до максимального уровня сложности, пока они не начали расти и оформляться?

— Такая задача у нас есть. Я всегда говорю: пока ребенок маленький, пока он еще не начал взрослеть, пока он легкий, надо учить абсолютно все элементы. Да, возможно, до пубертата это будет одна комбинация, а после совсем другая, но, в любом случае, гимнастка будет уметь всё.

Если вспомнить мой собственный опыт, мне было 18 лет, когда я выступала на первых Олимпийских Играх. Получилось так, что пик моего взросления пришёлся на более ранний период, когда я почти год восстанавливалась после травмы. Я тогда сильно поправилась, но, при этом все равно работала, работала, работала, работала. И вернулась в зал уже не маленькой девочкой, а взрослым человеком.

— Было сложно переносить прежние детские навыки на взрослое тело?

— Нет. Но это как раз потому, что у меня с детства была хорошая база элементов. Вспомнить и восстановить их оказалось намного проще, чем учить что-то новое.

— И ведь вы никогда не выглядели чрезмерно худенькой на помосте.

— Я была очень сильная. То есть, весь мой вес, даже если он кому-то казался излишне большим, составляли очень хорошо проработанные мышцы. Поэтому мне было легко даже когда при росте 163 я выступала с весом 57—58 килограмм. Я бы даже сказала, что быть в гимнастике сильной лучше, чем быть худой. Надо же свое тело таскать и переворачивать.

— В гимнастическом зале вы тренер-наблюдатель, или тренер-практик?

— Наверное, больше практик. Да, у нас есть очень классные специалисты, но все равно приходится так или иначе работать на всех снарядах. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Плюс, я сейчас полностью веду бревно. Это, конечно, безумно тяжело, мне очень не хватает специалиста на этом снаряде.

— Не успеваете справляться в одиночку?

— Реально не успеваю. Потому что есть еще три вида многоборья. Если кто-то сдает комбинацию в другом конце зала, я, работая на бревне, должна успеть одновременно посмотреть в обе стороны и подметить все ошибки.

— Кричать на детей приходится?

— Вообще у нас с ними достаточно доверительные, честные отношения. Они и без криков прекрасно понимают, кто здесь тренер, а кто спортсмен. При этом вне зала мы всегда можем пообщаться на разные темы, посмеяться. Мне кажется, это хорошо.

В отношении работы у меня давно сложилась определённая собственная позиция. Если у спортсмена что-то не получается, ты сначала себя спроси, а всё ли ты сделал, для того чтобы у него получилось? Все ли ошибки увидел и объяснил, все ли подходы нашел. Я, как правило, вообще не кричу в зале, но могу очень громко что-то сказать, когда вижу, что кто-то конкретно тупит. Когда, допустим, девочки делают подкачку, и забыли, на какие станции им идти. Громкий голос в этом плане действует хорошо.

— Когда почти десять лет назад вы сказали, что слишком любите детей, чтобы быть тренером, я была уверена, что в тот момент вы переживали свой собственный и не всегда позитивный опыт. Когда тренеры постоянно орали на спортсменов, оскорбляли, топали ногами, отнимали еду...

— Да и поколачивали иногда. Понятно, что такое было давно, ещё до того, как я попала в сборную, но мне тоже попадались очень жёсткие детские тренеры. Глядя на которых, я очень хорошо понимала, что сама так не хочу.

— Но ведь в гимнастике долгое время считалось, что иначе не сделать результат.

— А кто-нибудь пробовал иначе? Мы пробуем.

— Согласитесь, что родители, как правило, воспитывают своих детей так, как воспитывали их самих. Если кого-то колошматили за любую провинность, велика вероятность, что со временем человек точно так же начнёт шлепать своего ребенка. Тренерская работа, полагаю, устроена аналогичным образом.

— Наверное, многое зависит от того, какие примеры перед глазами. Я стала задумываться об этом, когда после Игр в Лондоне мы начали работать с Евгением Анатольевичем Гребёнкиным. Совсем недавно вспоминали его с Ксюшей Афанасьевой. Она сейчас работает у нас в команде хореографом, а про Гребёнкина сказала: «Это человек, из-за которого я полюбила гимнастику, хотя всю свою сознательную жизнь её ненавидела». Гребёнкин никогда не кричал на нас, не заставлял, а долго и терпеливо объяснял, почему надо так, а не иначе. Вот тогда-то у нас в мозгах и началась очень сильная перестройка.

— Свою собственную карьеру вспоминаете, как абсолютно удачную, или как недосказанную?

— Ни о чем не жалею, это главное. Во-первых, много чего выиграла, во-вторых, перестала скачивать плохое. То есть, какая бы ни была ситуация, я выбирала из неё плюсы, и о них думала. Так что всё сложилось абсолютно удачно.

— А о чем мечтаете сейчас?

— Чтобы как можно больше хороших детей было в гимнастике. Чтобы было из кого выбирать, кого тренировать. Чтобы они между собой соперничали. Чтобы это было интересно. Ну, и, естественно, очень хочется уже международных соревнований. Я иногда сижу и думаю: вот есть у нас девочки 2008-го года рождения, у которых сейчас был бы совершенно реальный шанс попасть в основную команду и поехать на Игры в Париж. А если Олимпиады не будет? Чтобы дождаться следующих Игр — это еще четыре года работы, а что такое четыре года в гимнастике? Всё, ты уже старый. Поэтому мы пытаемся не натаскивать своих спортсменок на сиюминутный результат, а привить им любовь к тому, что они делают. Чтобы и в 20 лет им было интересно и кайфово тренироваться.

— Мне абсолютно понятно, почему огромное количество девочек идёт в фигурное катание. Вид спорта несколько лет на слуху, все хотят быть как Алина Загитова, или Саша Трусова. Но гимнастика всегда была достаточно камерным видом спорта. Дети, которые сейчас приходят в гимнастику, понимают, зачем это им нужно?

— Мне кажется, да. Сначала это просто игра, потом, когда они попадают к нам в руки, мы стараемся сделать всё возможное, чтобы продолжать поддерживать интерес к тренировкам. Сейчас все наши дети кайфуют от сборов, поголовно хотят приехать ещё и ещё, хотят тренироваться. Считаю, что это уже хорошо.

— В сравнении с вашим поколением, дети стали другими?

— Они современные. У них другое воспитание, другая музыка, другие интересы. Один интернет чего стоит с тиктоками и всем прочим.

— Надеюсь, селфи на бревне они в ходе тренировки не делают?

— Нет, в этом плане у нас всё строго. Я постоянно твержу: если ты делом занимаешься, должен заниматься им на 100%. Понятно, что бывает, кто-то ленится, или не хочет что-то делать, не напрягается особо, но даже в этих случаях я девочек не ругаю. Просто подзываю к себе и объясняю, что мне не надо, чтобы они занимались гимнастикой через не хочу. Слишком хорошо знаю: если ты сам не хочешь – тебя никто никогда не заставит. И такой маленький пример привожу. Спрашиваю: «Если ты в туалет хочешь, ты же бежишь туда со всех ног? Так и здесь: если ты по-настоящему будешь хотеть заниматься гимнастикой, ты будешь идти и делать». Все задумываются.

— Видела в каком-то видео, как вы водите по бревну свою дочь. Она всё время с вами?

— Алиса приезжала пару раз со мной на сбор. Просто такое бывает только в те моменты, когда, родителей нет в Москве. Вот тогда я забираю дочку на «Круглое». Потом отвожу обратно и ребёнком снова занимаются родители.

— Комплекса вины не испытываете по этому поводу?

— У нас с мамой как-то изначально сложилась договоренность на этот счёт, когда я ещё тренировалась. Помню, уже беременная спросила: «Мам, ты будешь сидеть с моим ребёнком?» Она говорит: «Конечно, буду». Ну, окей, я буду работать тогда.

— Много лет назад на Олимпиаде в Атланте я стала свидетелем того, как совсем молодой борец Вадик Богиев выиграл золотую медаль и прямо на ковре объявил, что завершает карьеру. Мне он тогда сказал: «Жизнь — это то, что происходит вокруг, пока мы строим другие планы. Не хочу, чтобы моя жизнь проходила мимо». Что заставляет вас, молодую интересную женщину, которая завоевала в спорте все, что только было возможно, ограничивать собственную жизнь достаточно узкими рамками Озера Круглого?

— Наверное, все-таки, это любовь к детям. Я действительно настолько их всех люблю, настолько хочу помочь им, дать как можно больше, что меня это заводит, что ли.

— А времени на себя хватает? Не тянет хотя бы иногда выбраться за границы профессии, условно говоря?

— Сейчас точно нет. Да и на свою жизнь я пока не жалуюсь, меня в ней всё устраивает, абсолютно. Я настолько сильно хотела отдохнуть, когда закончила выступать, что целый год с огромным удовольствием пробыла дома и даже не пыталась искать новую работу. Переключилась на совершенно другие заботы, полностью отошла от спорта. Наверное, так было надо для того, чтобы уже абсолютно сознательно принять решение снова вернуться в зал.

— За это время вам не предлагали уйти в политику, в какие-то общественные организации, стать депутатом, например?

— Кем-кем, но депутатом точно нет. Папа сказал, что с моим характером и гипертрофированным чувством справедливости меня выгонят оттуда очень быстро.

— Ваш спортивный век пришелся на период, когда в гимнастике было очень много выдающихся фигур. Кто из них, в вашем представлении, реально изменил этот вид спорта?

— Светлана Хоркина, Алексей Немов и, наверное, поколение Михаила Воронина, Николая Андрианова, Александра Дитятина. Выделить кого-то одного не могу, но, думаю, именно то, ещё советское поколение, дало очень большой толчок для развития мировой гимнастики. Плюс наши совершенно выдающиеся тренеры. Результат — это ведь всегда совокупность усилий. Невозможно разделить что вот здесь, например, спортивный успех, а здесь — тренерский. Просто тренеров всегда меньше. Сейчас в этой профессии вообще работают только фанаты своего дела. Я ведь примерно знаю, сколько получают тренеры в регионах. Знаю, чего им стоит приехать на сбор, ведь каждый такой приезд — это сразу минус зарплата. И все равно люди приезжают, живут своими спортсменами, живут гимнастикой. Я не исключение.

— По ночам вам собственные выступления снятся?

— К счастью, нет. Сейчас чаще снится, что мы приезжаем на какие-нибудь соревнования, где внезапно выясняется, что кто-то не может выступать, заболел или не доехал. И тренеры идут ко мне: «Алия, ну, выступи. Ты же можешь…».