Алия Мустафина:
«С УЖАСОМ ДУМАЮ О ТОМ,
ЧТО МЕНЯ НАЧНУТ УЗНАВАТЬ В МЕТРО» |
|
Фото © Reuters
на снимке Алия Мустафина |
Ее почти списали еще до Олимпийских игр. В интервью, которые щедро раздавала на протяжении всего сезона старший тренер сборной страны Валентина Родионенко, постоянно сквозило, что абсолютная чемпионка мира-2010 Алия Мустафина уже совсем не та, что раньше. Что она так и не смогла восстановиться после травмы. Что стала бояться соревнований и сложных элементов. Что если сумеет «зацепить» в Лондоне хотя бы бронзу на брусьях - это будет потолком ее возможностей и пределом мечтаний.
Мустафина же вернулась героиней. По сути, именно она спасла свою команду от поражения, встав за нее на всех четырех снарядах, хотя должна была выступать в командном первенстве лишь на двух. За общим серебром последовала бронза, завоеванная в многоборье, затем золото на брусьях и еще одна бронза - в вольных упражнениях. Завоевать в Лондоне четыре олимпийские награды не удалось больше никакой другой гимнастке...
* * *
- Одна здесь лишняя, не находите? - мама Мустафиной осторожно раскладывает передо мной медали дочери и шутливо рассуждает вслух: - С этими тремя все понятно: золотая, серебряная, бронзовая - полный олимпийский комплект. А куда еще вот эту бронзовую приткнуть?
Я машинально слежу, как руки моей собеседницы тасуют награды на поверхности стола, словно играя медалями в «пятнашки», и думаю о том, что «еще вот эта бронзовая» - четвертая, завоеванная Алией в вольных упражнениях, - будет, пожалуй, потяжелее, чем золотая, полученная гимнасткой на брусьях. Ведь по большому счету у Мустафиной вообще не было шансов подняться в этом виде программы на пьедестал.
- Лена, как вы выдержали все это, глядя на своего ребенка, выступающего на Олимпийских играх и понимая, что ничем не можете помочь? Как это вообще можно было вынести?
- Так я и не смотрела...
Молодая красивая женщина поднимает на меня глаза, в которых все еще плещутся отголоски пережитых волнений, и я понимаю: она сама еще не отошла от Игр и ничего не успела осознать.
- Дома только наша младшая телевизор включала, - продолжает Елена. - Муж вообще из Москвы на время Игр уехал - к родственникам. Я же не могла себя заставить даже взглянуть на экран. Когда Алия выступает в соревнованиях, мне всегда кажется, что мой взгляд может каким-то образом передаться ей и помешать. Вообще ловлю за собой такое: стоит войти в комнату, когда по телевизору транслируется футбол с участием сборной России, нашим тут же забивают гол. Еще я постоянно боюсь того, что Аля получит травму. При этом в глубине души на протяжении всех ее выступлений в Лондоне я почему-то была спокойна. Знала, что она хорошо готова. А в таких случаях она всегда очень уверена в себе.
- Алия, а как чувствовала себя ты, выступая на Играх?
- Очень сильно уставала. До начала соревнований нам с девочками всего один раз удалось выбраться в магазин, который располагался рядом с олимпийской деревней. Купила домой какие-то сувениры, кружки, кое-что из одежды, немножко принарядиться - туфли, платье. А потом как закрутилось... В первый день прошла все снаряды в квалификации. Во второй день - снова все четыре снаряда, уже в командном первенстве. Потом финал многоборья. Потом еще два дня финалов - сначала на брусьях, потом в вольных упражнениях. Было очень тяжело дотерпеть до конца. Я ведь должна была выступать за команду только на двух снарядах - в опорном прыжке и на брусьях. Но после квалификации мне сказали, что нужно готовиться к тому, чтобы выступить во всех видах.
- С чем было связано такое решение?
- На бревне у нас должна была выступать Настя Гришина, но она отказалась наотрез: сказала, что боится выходить на снаряд. Маленькая еще. Ей действительно было очень страшно. Ну а в вольных упражнениях у меня был в квалификации второй результат в команде...
* * *
- Ты действительно стала бояться выступать, когда вернулась на помост после травмы?
- Единственный страх, который у меня иногда возникает, связан с тем самым опорным прыжком «два с половиной винта», на котором я получила разрыв коленных связок. Когда я хорошо себя чувствую, страха нет. Он появляется, если я начинаю уставать и понимаю, что могу не сделать прыжок хорошо. Нет стопроцентной уверенности: поэтому если я захожу на прыжок и чувствую, что не очень хорошо попала на отталкивании «в руки», то делаю не два с половиной винта, а только два.
- То есть решение, какой именно прыжок будет выполнен, приходит уже в полете?
- Да. Знаю, что не все спортсменки умеют так четко все просчитывать в воздухе, но у меня это получается довольно хорошо.
- Тебя нервировали разговоры о том, что ты уже не так сильна, как два года назад?
- Было такое. Я постоянно слышала, что травма сильно выбила меня из колеи, что я потеряла целый год, что если кто и является лидерами команды, так это Вика Комова и Настя Гришина. Хотя у Вики были свои трудности: она стала очень быстро расти, а мышцы за ростом не успевали. Пошли какие-то травмы, появилась неуверенность, и все это никак не закончится - кости с мышцами никак между собой не договорятся.
- Так ведь и у тебя перед Играми все болело?
- Да. Особенно сильно надкостница. Сказали, что нужно делать операцию. Но поскольку до Олимпиады оставалось уже совсем мало времени, решили потерпеть. Весной сильно болела спина. Половину февраля и весь март я вообще ничего не могла делать на тренировках. Мне было больно лежать, сидеть, ходить. Но потом стало полегче.
- А у тебя самой было ощущение, что соперницы действительно ушли вперед так далеко, что их уже не догнать?
- На самом деле нет. Я смотрела все соревнования и прекрасно понимала, что никто из гимнасток не делает ничего такого, что могло бы меня удивить. И что если у меня получится восстановить те программы, которые были до травмы, то сумею бороться с кем угодно.
Но тренеров я где-то понимала: у нас в сборной еще не было случая, чтобы кто-либо из спортсменок восстанавливался так долго.
- Так ведь в мировой гимнастике вообще не было прецедента, чтобы спортсмен успешно возвращался после полного разрыва передних крестообразных связок.
- И это тоже так. Месяцев восемь после операции я не прыгала вообще. Врачи категорически мне это запретили. Я пыталась уговорить своего тренера (Александра Александрова. - Прим. Е.В.) хотя бы попробовать начать прыгать пораньше, думала даже о том, что, если очень постараться, можно успеть подготовиться к чемпионату мира в Токио. Но Александр Сергеевич достаточно категорично сказал, что все предписания врачей должны быть выполнены досконально.
Думаю, кстати, что именно поэтому мне действительно удалось полностью восстановиться. Все остальные тренировочные упражнения, не требующие нагрузки на ноги, я делала. Комбинацию на брусьях, например, отрабатывала от начала и до конца - с приземлением в поролоновую яму, постоянно подкачивала мышцы: занималась даже по вечерам в гостинице - на лестничной клетке. Но, знаете, когда спортсмен полгода не прыгает, тут хочешь - не хочешь засомневаешься в его силах.
- До меня неоднократно доходили разговоры о том, что тебя собираются передать другому наставнику, поскольку Александров является старшим тренером женской сборной. Ты знала об этом?
- Да. Меня много раз спрашивали, понимаю ли я, что старший тренер не может иметь личных учеников?
- И что ты думала на этот счет?
- А кому меня могли отдать? У каждого из тренеров есть свои спортсменки, я и не нужна была никому, кроме Александрова. Тем более - без прыжков.
- Не боялась, что тренер от тебя откажется сам?
- Знала, что не откажется...
* * *
К Александрову дочь когда-то отвел Фаргат Мустафин. Сам он - двукратный чемпион мира и бронзовый призер Олимпийских игр-1976 по греко-римской борьбе - вырос в ЦСКА, в борцовском зале, который располагался прямо над гимнастическим, на втором этаже одного и того же здания.
- Мы с Сашей много тренировались по-соседству, - рассказывал Мустафин. - Потом он стал большим тренером, я следил за его учениками. И за Димкой Билозерчевым, и потом за девочками. Так что знал, к кому обращаюсь.
- Александр Сергеевич всегда стоял за меня горой, - негромко подхватывает Алия. - Во всех ситуациях, что бы ни случалось.
- Вы с ним сработались сразу?
- Первые полгода было жутко тяжело. Я валяла дурака, он терпел.
- А зачем валяла дурака?
- Так ведь Александров вернулся в Россию, чтобы работать с женской сборной. Вот и получилось, что вместе с ним я сразу попала на «Озеро Круглое». А там три тренировки в день. Для меня это было слишком непривычно - очень уставала. Не ожидала, что там до такой степени тяжело.
- В сборной тебя приняли сразу?
- Нет. Девчонки до сих пор вспоминают, как сильно тогда меня ненавидели. Я с детства привыкла везде ходить одна, и со стороны это, наверное, воспринималось как высокомерие. К тому же я выигрывала почти все соревнования, в которых участвовала. Так что на «Круглом» понадобилось месяца три, чтобы стать в команде своей. Сейчас смеемся, вспоминая ту «войну».
- Как на это смотрели родители?
- Я же сам спортсмен, - включается в разговор Фаргат. - Понимал прекрасно: чтобы добиться результата, нужно сидеть на сборах и пахать, пахать, пахать...
- Жалко не было дочку?
- ...Было. Но Александрову я сразу сказал: «Саш, валидол покупай. И побольше. Без валидола инфаркт тебе от работы с Алией обеспечен».
Характер у нее - не дай бог. С другой стороны, она очень ранимый человек. Иногда что-нибудь скажешь, она глазами ка-ак полыхнет... И сразу понимаешь: стоп, что-то не то сказал... У нас в борьбе все гораздо проще: тренер дал задание - значит, иди и делай. А с девочками все по-другому: надо разговаривать, уговаривать, объяснять, убеждать...
- Какие качества в характере дочери представляются вам, как спортивному человеку, наиболее ценными?
- Преданность делу и откровенность. И спортивная злость, умение соревноваться. Я однажды пришел на «Динамо», когда там были какие-то детские соревнования. И вдруг понял, что Алия меня не замечает, несмотря на то, что я подошел к ней почти вплотную. Вся уже в себе: разминается, повторяет какие-то движения, я кричу: «Аля! Аля!» - а она даже голову в мою сторону не повернула. Тогда я и понял, что она уже не ребенок, а боец.
- Александров, помнится, говорил: если Алие что-то не нравится, она способна часами стоять в зале, не двигаясь, и молчать. Это так?
- Это в детстве только было, - протестующе включается в разговор Алия. - Сам Александров мне понравился сразу, как только я его увидела. Внешне он очень похож на папу. Наверное поэтому в глубине души я сразу почувствовала, что ему можно доверять.
- Вы ссоритесь на тренировках?
- Конечно. По поводу чего угодно. Допустим, у меня что-то не получается, или тренер что-то не так сказал. Можем по три-четыре дня не разговаривать.
* * *
- Когда ты стала абсолютной чемпионкой мира в 2010-м, была ли ревность со стороны других спортсменок?
- Нет, совершенно. В Роттердаме у нас была такая классная команда, такая «крепкая» - мы только появились в зале, а уже на следующий день все говорили о том, что русские приехали выигрывать. И за меня все очень там радовались. Да я и сама была абсолютно уверена в том, что не проиграю.
- А как чувствовала себя в финале на брусьях в Лондоне?
- Мне повезло в том, что брусья я делала после китаянки, после Элизабет Тведдл, после Вики Комовой. Видела, что все они ошибались, и понимала, что с их оценками можно легко бороться. Тем более что в многоборье я получила на брусьях самую высокую оценку. Когда закончила комбинацию в «доскок», успела подумать, что это - огромное преимущество. И что, наверное, медаль будет золотой. Но когда ждала оценок, уже об этом не думала. Просто ждала в каком-то оцепенении - и все.
- Самая распространенная тема применительно к вашему виду спорта это судейство. Об этом говорят постоянно и много. Как говорили, например, на чемпионате мира в Токио, где Вика Комова проиграла многоборье.
- Вика сама дала тогда повод. Естественно, что к ней тут же придрались. Могли снять 0,1, а сняли 0,3. Это, к сожалению, в гимнастике в порядке вещей.
- А как судили в Лондоне тебя?
- Очень хорошо. От своей оценки в финале вольных упражнений я вообще была в шоке. Потому что получала такие баллы только один раз - на чемпионате мира в Роттердаме.
- Но хоть когда-нибудь у тебя был повод сказать или хотя бы подумать, что тебя засудили?
- Только однажды - на чемпионате мира в Роттердаме на опорном прыжке. Мне неправильно посчитали базовую оценку, но протест по этому поводу у руководства команды не приняли, сославшись на то, что он подан с опозданием. Хотя опоздание составило всего 30 секунд. А на Олимпиаде в командном первенстве у мальчиков, где Украина сначала заняла третье место, а Япония - четвертое, японцы тоже подали протест поздно - намного позже положенного. Тогда вообще все говорили о том, что Кохею Учимуре не должны засчитать соскок ни при каких протестах - он его не сделал. И все равно оценку поменяли.
- Ты чувствовала в Лондоне, что за тебя даже болеют по-особенному?
- На самом деле я вообще ни о чем не думала, кроме того, чтобы от начала и до конца делать свои комбинации. Но ощущение от трибун шло теплое, приятное.
- В вашем виде спорта гимнастки в ходе соревнований вынуждены постоянно находиться возле помоста. То есть все, что происходит на снарядах, происходит у вас на глазах. Это не создает дополнительного напряжения?
- В детстве я не любила смотреть, как выступают другие. А когда выросла, стало все равно.
- А где в твоем представлении проходит граница между детством и «когда выросла»?
- Наверное, это те самые полгода, когда я сначала бросила гимнастику, а потом начала тренироваться у Александрова.
* * *
- Фаргат, когда на Играх в Монреале боролся ты сам, мог выиграть золото, а не бронзу?
- По силам - мог.
- А почему проиграл?
- Это длинная история. В категории 57 кг на тех Играх боролся югослав Иван Фргич. И Международную федерацию борьбы тогда возглавлял югослав - Милан Эрцеган. Наша категория была единственной, где Югославия могла всерьез претендовать на победу. И судьи начали работать «на Фргича» - натуральная «похоронная бригада» вокруг ковра сидела.
Мне тогда никто об этом не сказал. Возможно, я бы и настраивался на поединки по-другому, если бы все знал заранее. Судьям же надо было любыми способами выбить меня, финна и поляка. Сначала бороться с финном вышел я и проиграл: мне уже в первом периоде дали два предупреждения за пассивность, чего раньше вообще никогда не случалось, а за третье по существовавшим тогда правилам борца вообще могли снять. Потом финн боролся с поляком и тоже проиграл. А затем я выиграл у поляка.
В общем, в финал мы вышли втроем: я, югослав и финн. Но правила тогда были таковы, что даже победив Фргича, я мог занять только второе место: подняться выше не позволял счет предыдущих схваток.
И тут ко мне заявилась целая делегация очень высоких руководителей. Объяснили, что вечером помимо меня предстоит бороться еще трем нашим спортсменам, причем во всех трех категориях - за золото. И что получить эти медали будет несколько проще, если «сдать» категорию 57 кг.
Мне на самом деле было уже без разницы, серебро я получу или бронзу. Это сейчас я стал понимать, что любая олимпийская медаль - великое достижение. Тогда считал иначе: либо золото, либо все равно что. А начальникам сказал, что выходить и проигрывать не стану. Пусть снимают из-за травмы.
Так все и сделали: травма - техническое поражение - третье место.
- Тяжело было от всего этого отходить?
- Очень. Ехал-то сильнейшим. А вернулся никем. Единственным человеком, кто тогда ко мне подошел, был тогдашний главный тренер Виктор Игуменов. Он мне и сказал, что для сборной я в Монреале сделал больше, чем любой другой спортсмен.
- Почему вы не захотели поехать болеть за дочку в Лондон? Не было возможности?
- Возможность была - через Союз спортсменов. Но я просто испугался, что могу помешать. Наверняка не выдержал бы, позвонил Альке, сказал бы, что приехал. А ей не нужно было этих переживаний. Как ни крути, лишним я там был. Совсем...
* * *
- Алия, находиться в олимпийской деревне тебе было комфортно?
- Не до такой степени, конечно, как на «Круглом», но у нас в квартире, где мы жили с девочками впятером, было очень хорошо. У нас же еще такой возраст, когда хочется проводить больше времени с подругами, а не с родными.
- Означает ли это, что ты скучаешь по «Круглому», когда уезжаешь с базы домой?
- Да. За три года я слишком привыкла к тому, что основная часть моей жизни проходит именно на базе. Там все есть, все удобно. Тусовки и гулянки я не очень люблю. Гораздо больше удовольствия получаю от того, что в выходной можно целый день проваляться в кровати с компьютером.
- По жизни ты - ленивый человек?
- Ну, скажем так: я не люблю делать то, без чего можно обойтись. Хотя все, что нужно, всегда выполняю досконально.
- Свою дальнейшую спортивную жизнь ты с тренером обсудить успела?
- Еще нет. Но для себя решила, что буду продолжать тренироваться.
- А что у тебя с учебой?
- Школу я закончила, поступила в университет Губкина на экономическо-правовой факультет. Со школой было проще: мы учились на «Круглом», там же сдавали выпускные экзамены.
- Судя по тому, как четко и грамотно ты строишь фразы, училась хорошо?
- Без троек. На самом деле я в последнее время начала задумываться о том, что нужно как можно больше читать. Заметила, что не со всеми людьми у меня получается нормально разговаривать.
- В каком смысле?
- В прямом. На «Круглом» круг общения гимнастический. Для того чтобы понимать друг друга, много слов не нужно. А вот когда приходится общаться с теми, кто от спорта далек, я порой ловлю себя на том, что не всегда могу найти подходящие слова, чтобы выразить свою мысль.
- Ты уже успела почувствовать, что жизнь становится другой?
- Стало просто больше внимания. Для меня на самом деле это тяжело, потому что я вообще не люблю быть в центре внимания. Привыкла, что езжу себе на метро, никто не узнает.
- В обычной жизни ты ездишь по городу ненакрашенная?
- Почти. И распускаю волосы. Мне кажется, если я по привычке заберу их в хвост, сразу все станут узнавать. Вообще я с ужасом думаю о том, что меня могут начать узнавать в метро.
- А машину ты не водишь...
- Нет. Но папа обещал научить.
* * *
Перед тем как выйти в Лондоне на ковер в вольных упражнениях - том самом финале, где Алия завоевала свою четвертую медаль, она сказала сидящему там же у помоста хирургу Сергею Архипову: «Пойду немножко потанцую и вернусь. Не переживайте за меня, я быстро...»
2012 год
|