|
|
|
|
|
|||
Впервые за шахматную доску он сел в 16, а в 23 блистательно победил великого Капабланку. Был женат на одной из красивейших женщин Москвы и, будучи иностранцем, ради нее принял советское гражданство в жутком сталинском 1939-м. Венгр, считающий своей родиной Россию. Впрочем, родился Лилиенталь в Москве, и было это 86 лет назад. 5 мая 1911 года С Лилиенталем мы встретились в редакции «СЭ». - Андрэ Арнольдович, давайте начнем с самого начала: кем вы себя считаете - россиянином или венгром? - У меня двойное гражданство, хотя по венгерским законам это не разрешено. Думаю, я единственный «нарушитель». Во всяком случае, я не знаю ни одного подобного примера. Но пусть венгры на меня не обижаются, я все-таки больше считаю себя россиянином. Во-первых, родился в Москве. Да и прожил здесь в общей сложности 43 года. А самое главное - я был женат на русской женщине. Она была очень красива. - Я слышала об этом. Мне даже говорили, что ваша жена была одной из первых красавиц Москвы. - Это действительно так. Она была журналисткой, на восемь лет старше меня. Мы поженились и прожили вместе 50 лет. Сейчас моя жена тоже русская. Она на 30 лет моложе и вместе мы живем уже 10 лет. Кстати, великий Капабланка был женат на русской. - Видимо, вы ему это и посоветовали? - Нет, мы просто в то время вместе гуляли. Его жена тоже была женщиной ослепительной красоты, и брак этот был очень долгим и абсолютно счастливым. Я вообще убежден, что жену надо выбирать только в России. И не только я. Еще один великий шахматист - Рихард Рети - был женат на дочери известного русского поэта Сергея Городецкого. Русская жена была у венгерского гроссмейстера Сало Флора. Да что шахматисты! Возьмите другой пример: композитор Имре Кальман. Перечислять можно очень долго. - А кем были ваши родители? - Мама - оперной певицей. Она не раз выступала в Москве. Я и родился здесь, потому что роды пришлись на время маминых гастролей. Отец работал инженером-электриком. Но большую часть времени отдавал автогонкам. Однажды он даже занял второе место в пробеге Москва - Петербург. А потом началась первая мировая война. Мама со мной успела уехать в Венгрию, а отец был интернирован и несколько лет провел в Оренбурге. Это были очень тяжелые времена: из-за всех переживаний мама тогда потеряла голос, работу… - Вы довольно поздно начали играть в шахматы. Как это случилось? - Я был портным - шил мужские костюмы. Когда в Венгрии начался период профсоюзных забастовок, все, кто работал на фабрике, большей частью убивали время за игрой в шахматы. Я этого делать не умел, к тому же обожал играть в футбол. Однажды стал уговаривать приятеля-шахматиста пойти со мной на стадион. Он пообещал немедленно закончить партию, но, знаете, если шахматист говорит «сейчас», это совершенно не значит, что он встанет из-за доски в ближайшие несколько часов. Правда, тогда я об этом еще не знал и, прождав больше часа, разозлился и смахнул фигуры с доски. Был страшный конфликт. Чтобы хоть как-то его погасить, мне и пришлось научиться играть в шахматы. Через несколько недель я почувствовал, что могу выигрывать. Это было такое замечательное ощущение, что я однажды нахально предложил тому же приятелю сыграть с ним партию, причем я брался играть ее без ферзя. Опять же лишь значительно позже я понял, какой это выглядело наглостью. А тогда эта партия чуть не привела к беде: я выиграл, и мой партнер был настолько разъярен, что схватил палку и погнался за мной. У меня - вы, видимо, обратили внимание - правая нога больная: последствия детского полиомиелита. Но бежал я так, как не бегал ни до, ни после. Выручило меня только то, что у приятеля вместо одной ноги был протез, так что долго бежать за мной он не мог. А через пару месяцев я уже считался профессионалом. - Играли на деньги? - А как же! Наша семья часто жила на то, что я выигрывал и приносил домой. - Когда вы снова приехали в Москву? - В 1935-м. Незадолго до этого я играл Рождественский турнир в Гастингсе - тот самый, где я выиграл у Капабланки. И Михаил Ботвинник передал мне приглашение приехать в Советский Союз на соревнования. Я страшно обрадовался. Видимо, человеку свойственно стремиться туда, где он родился. Во всяком случае, о том, чтобы приехать в Москву, я мечтал столько, сколько себя помню. - В Венгрию вы, насколько мне известно, не возвращались более сорока лет. - Да. Потому что, пока шел турнир, я успел жениться. И даже благодаря своей жене потом довольно неплохо освоил профессию журналиста. Хотя вообще-то был жутко необразованным. Просто темным. На том же московском турнире был такой случай: ко мне подошел помощник Николая Крыленко, руководившего советскими шахматами, и спросил, не хотел бы я пойти к Ленину. Я с готовностью согласился и в тот же день спросил Сало Флора, приглашен ли к Ленину он. Надо сказать, Флор был страшно хитрым. Он совершенно серьезно ответил, что, к своему большому сожалению, занят и пойти не сможет. И тут же спросил: знаю ли я, что к Ленину принято приходить в смокинге? Я, естественно, тут же бросился разыскивать соответствующий костюм. Можете представить, каким идиотом я себя чувствовал в смокинге в Мавзолее. - Судя по вашему досье в шахматной энциклопедии, вам доводилось играть со всеми выдающимися шахматистами. А был ли человек, с которым вам хотелось, но так и не пришлось сесть за доску? - Давайте уточним: начиная с Ласкера и до Смыслова я играл со всеми гроссмейстерами мира. С Ласкером - трижды. Одну партию выиграл и две свел вничью. С Капабланкой мы встречались четыре раза. Дважды сыграли вничью, один раз выиграл он, один - я. Кстати, та партия, которую Капабланка проиграл, вошла в историю: за свою шахматную жизнь он уступал соперникам лишь 33 раза. То было его двадцать восьмое поражение - в 27 ходов с жертвой ферзя. С голландским гроссмейстером Максом Эйве я встречался трижды. Одну
партию выиграл, два раза были ничьи. Очень много играл с Ботвинником.
Четыре раза у меня выиграл он, дважды побеждал я. Среди моих партнеров были не только профессиональные шахматисты. Очень сильно в шахматы играл выдающийся скрипач Давид Ойстрах. В начале 30-х я жил в Париже и регулярно играл в кафе «Режанс» с композитором Сергеем Прокофьевым. А хотите расскажу, чем особенно горжусь? - Конечно. - Победой на чемпионате Советского Союза 1940 года, где играли 20 сильнейших советских гроссмейстеров, и я не проиграл ни единой партии. - Быть иностранцем в той России было сложно? - Не сказал бы. Пришлось, правда, привыкать к повышенному вниманию со стороны определенных лиц. Я много выступал за сборную. Однажды после матча со сборной США мы с женой были на приеме в американском посольстве. Послом тогда был Аверелл Гарриман. Он посадил нас за свой стол, мы довольно много беседовали, а все прикрепленные к сборной энкавэдэшники сходили с ума от того, что не понимают, о чем разговор. Я запомнил тот прием еще и потому, что всем шахматистам, кто пришел
с женами, подарили по паре нейлоновых чулок (тогда это было сумасшедшей
редкостью) и по платью с шахматными фигурками. Кстати, на том турнире случилась и смешная история. Между партиями ко мне подошел Янош Кадар, с которым мы уже в то время были знакомы, и поинтересовался, указав на нашего «сопровождающего», кто этот человек. Я ответил что-то невразумительное, а когда мы с этим «сопровождающим» остались один на один, я настоятельно порекомендовал ему научиться играть в шахматы: мол, иначе не смогу представлять его окружающим. Не поверите, но с тех пор с нами от КГБ ни разу не выезжал кто-либо, играющий хуже первого разряда. - Вы отчаянный человек. Принять гражданство в тридцать девятом году, в разгар репрессий… - Я объясню: к тому времени мне действительно надо было решать, что делать. Уехать я мог, но один: мою жену не выпустили бы из страны. И я остался. Однажды было по-настоящему страшно. В 1938 году (я еще оставался венгерским гражданином) мы с женой взяли в одну из поездок собачку - карликового шпица, которого мне подарил Юрий Дуров. Мы дружили, а его дочь Талечку - Наталью Дурову - я знал еще тогда, когда ей было 4 года. Но это так, к слову. Поселились мы в гостинице. А через несколько дней я случайно увидел в своем счете графу: «Обслуживание собаки». Я дико возмутился, поскольку от собаки никогда не было ни шума, ни запаха, ни грязи, и сказал, что эта собака будет поумнее иного человека и вовсе не нуждается в обслуживании. Что вы думаете? Нашлось десять желающих официально засвидетельствовать, что, произнося слова «иного человека», я прямо намекал на Сталина. Спасло меня только то, что в той же гостинице находился председатель шахматной комиссии ВЦСПС (я, к сожалению, уже не помню его имени), который официально поручился за то, что никаких крамольных мыслей я в уме не держал. Но жена была в такой панике, что мы тем же вечером уехали из гостиницы. - Войну вы тоже провели в Советском Союзе? - Да. Даже ездил на фронт и давал сеансы одновременной игры. Правда, когда немцы были в 25 километрах от Москвы, мы решили эвакуироваться. К тому времени в немецком концлагере была убита моя родная сестра. Она, как и мать, была актрисой, настолько красивой, что даже выиграла однажды в Будапеште конкурс красоты. Когда немцы захватили город, каким-то образом стало известно, что сестра родилась в Москве, и ее бросили в концлагерь. Эвакуировали нас с женой в Куйбышев. А когда мы вернулись, и я захотел
снова прописаться в своей квартире, мне отказали из-за национальности.
В паспорте-то я - венгр. И тогда один из моих друзей-шахматистов,
узнав об этом, сказал: «Иди к Берии». И сам пошел со мной
на Лубянку. Самое удивительное, что мы действительно пробились на
прием. Секретарь Берии выслушал нас и обещал доложить. А на следующий
день мне позвонили домой из жилуправления и сказали, что я прописан. - Почему вы снова решили уехать в Венгрию? - После войны я много лет искал своего брата. Знал, что он какое-то время жил в Лондоне, но все думали, что его уже нет в живых. И вдруг совершенно случайно в Москве я встретил журналиста, который встречался с моим братом в Лондоне и знал его телефон. Я, естественно, тут же с ним связался и уже на следующий день стал невыездным. До этого мы ездили с женой на все турниры, на которые хотели. А тут начался какой-то кошмар. Уехать в Венгрию нам тоже не разрешали. Вот тогда-то мне и довелось в полной мере испытать, как изощренно способна издеваться над человеком советская система. В конце концов, после всех этих многочисленных отказов я решил воспользоваться своим знакомством с Кадаром, мне удалось переправить ему письмо. Так все и решилось. Когда в 1977-м мы приехали в Будапешт, нас уже ждала трехкомнатная квартира. - И вы все равно любите Россию. - Люблю безумно. - Кстати, в энциклопедии вы - Андор. Почему в жизни Андрэ? - Андор - это венгерское имя. До приезда в Россию я несколько лет жил в Париже, где все мои знакомые звали меня Андрэ. Так и записали в русском паспорте. - А как вы познакомились с Бобби Фишером? - Это произошло на острове Свети Стефан, где Фишер в 1992-м играл с Борисом Спасским. Я был приглашен в качестве почетного гостя, и когда кто-то представил нас с Фишером друг другу, то первое, что сказал Фишер, было: «е5 бьет на f6». Это был тот самый эффектный ход, которым я в Гастингсе выиграл у Капабланки. Потом, поскольку Фишер тоже живет в Будапеште, мы стали часто встречаться. В основном у нас дома: Фишер до недавнего времени был одинок, а моя жена прекрасно готовит. Фишер, кстати, очень любит русских женщин. - Это правда, что на «женской» почве вы с ним недавно серьезно поссорились? - Мы действительно поссорились. Но по другому поводу. Я попросил Фишера написать поздравительное письмо Кирсану Илюмжинову, когда тот стал президентом ФИДЕ. Он написал, и это письмо было опубликовано в России. Фишер решил, что я имею к этой публикации самое непосредственное отношение и… Ну, в общем, мы поссорились. Он, знаете ли, очень нелегкий человек. - А где вы видели чемпиона мира с легким характером? - Да, но из чемпионов мира, на мой взгляд, Фишер - самый нелегкий. - С ним вам тоже приходилось играть? - В его шахматы. Фишеровские. - А в карты вы играете? - Когда-то играл в преферанс, но очень плохо. - Чем же вы занимаетесь, когда у вас есть свободное, не занятое шахматами время? - Большей частью занимаюсь гостями: в нашем доме мы с женой редко остаемся только вдвоем. Кто-то из наших друзей даже назвал наш дом «Гостиница Лилиенталя». Но если выдается возможность, ходим в бассейн, ездим на минеральные воды. Я до сих пор много плаваю и каждый день, какая бы ни была погода на улице и какое бы у меня ни было настроение, долго принимаю очень холодный душ. Может быть, и живу так долго именно поэтому? А что касается шахмат, то серьезно я не играю уже давно. - Разве закоренелый шахматист может когда-нибудь перестать играть? - Я не играю в турнирах. Но пишу теоретические статьи. До сих пор сотрудничаю с шахматными журналами. В итоге получается, что я так или иначе целый день сижу за доской. И нахожу в шахматах все больше и больше нового. - Как вы относитесь к женским шахматам? Когда во время шахматной Олимпиады в Москве я встречалась с вашим соотечественником Лайошем Портишем, он довольно категорично высказался против того, что в мужских турнирах играет Юдит Полгар. - Думаю, это обычная мужская ревность. Юдит входит в десятку сильнейших гроссмейстеров мира, так почему она не должна с этими сильнейшими играть? Я сам играл с двумя женщинами - чемпионками мира. Первой была Вера Менчик. К несчастью она погибла под бомбой, попавшей в ее дом. Играла она здорово: выиграть мне удалось только один раз. Еще я играл с Еленой Рубцовой. Но это несравнимо с тем, как играет Юдит. Это абсолютно мужской ум, упакованный в женскую головку. Думаю, если бы состоялся матч между Жужей Полгар, которая победила чемпионку мира, и ее сестрой Юдит, то Юдит его выиграла бы. Кстати их мама Клара - по национальности русская еврейка. Отец - венгр. Долгое время они жили в бедности, впятером в одной крохотной комнатке. Сейчас же, думаю, это одна из самых богатых и знаменитых семей Венгрии. Гордость Венгрии. - С кем из венгерских гроссмейстеров у вас наиболее теплые отношения? - С очень многими. Когда мне исполнилось 85 лет, мы решили отметить юбилей в Будапеште. Приехало очень много гроссмейстеров, в том числе и русских. Портиш пел - у него, как и у Смыслова, прекрасный голос, баритон. Юдит Полгар играла блиц-турнир. Обычно (я это знаю) за участие в подобных турнирах ей платят сумасшедшие гонорары, но для меня она играла бесплатно. Кстати, там она разделила первое-второе места с гроссмейстером Васюковым. Это к вашему вопросу о женщинах. - А что вы думаете о компьютерах? Скажем, о матче Каспарова против Deep Blue? - Для меня вся эта техника - нечто из области совершеннейшей фантастики. Я же помню времена, когда только-только появилось радио. Помню, как сам лазил на крышу, устанавливал антенну, чтобы мама могла услышать хоть что-то из детекторного приемника. Сейчас об этом смешно рассказывать. Но во многое я не могу поверить до сих пор. Например, в то, что такой гениальный шахматист, как Каспаров, проиграл машине. - А сами вы с Каспаровым играли? - Я больше дружен с Карповым, но не играл ни с тем, ни с другим. И ни за что не сел бы с ними играть. - Почему? - Потому что это стопроцентное поражение. 1997 год
|
Шахматы
