Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

«... Наверное, я смог бы прожить свою жизнь и без профессии тренера...»

Курбан Бердыев сидит напротив меня за столиком в отеле Kur&Thermenhotel, мы пьем кофе, разговариваем о воспитании детей, о том, как много жертв требует от человека профессия тренера, рассуждаем, стоит ли она вообще этих жертв.

— Не знаю, — задумчиво произносит Бердыев. — Возможно, что и не стоит.

— А если это ваше призвание? — не соглашаюсь я.

Мой собеседник молчит, но чувствуется, что поднятый вопрос не имеет для него однозначного ответа. И вдруг глаза Бердыева озаряются воспоминанием, отчего серьезное, иногда даже несколько пугающее меня своей суровостью лицо мгновенно превращается в лицо мальчишки-сорванца.

— Представляете, был бы я, скажем, художником. Сидел бы целыми днями дома, никуда не ездил. Хотя нет, художником не смог бы. Никогда не умел рисовать. Один раз в школе даже единицу получил. Учитель дал задание нарисовать что-нибудь на свободную тему, а я никак не мог эту тему придумать. Вот и изобразил, что видел: окно, а за ним — труба, из которой дым идет. Учитель мало того что плохую отметку поставил, так еще к доске вызвал — начал перед всеми отчитывать. Я не знал, куда деться от стыда и унижения. Стоял, мял в руках грязную тряпку, которой мел с доски стирал, а когда учитель открыл дверь, чтобы выйти из класса, от бессилия запустил эту тряпку ему вслед. А он вдруг повернулся на пороге... В общем, на неделю меня тогда из школы выгнали...

В австрийский Бад Тацманндорф я приехала исключительно ради Бердыева. Но от интервью тренер поначалу отказался наотрез.

В принципе, меня предупреждали, что реакция Бердыева может быть именно такой.

— Курбан очень скромный человек, но одновременно с этим достаточно открыт, рассказывал мне в Бад Тацманндорфе известный футбольный тренер Гаджи Гаджиев. — Вот, казалось бы, зачем ему нужен я? Ведь команда уже стала чемпионом. Но он понимает, что нужно постоянно совершенствоваться. Поэтому постоянно приглашает самых разных специалистов, чтобы пообщаться, обменяться опытом, и идти дальше. И так во всем. Если надо куда-то поехать, изучить чей-то опыт — он едет. Смотрит, как выстроена работа в других клубах. Надо готовить своих футбольных менеджеров — этим тоже занимается. Но действительно крайне тяжел на всякого рода интервью.

— Считает, что это не нужно. Хотя я постоянно пытаюсь его в этом переубедить.

Под влиянием разговора с Гаджиевым я и решила предпринять вторую попытку — подошла к тренеру еще раз. Бердыев поднял глаза и мягко сказал:

— Поймите правильно: давать интервью для того, чтобы лишний раз увидеть свое имя в газете, я не хочу. Кому это нужно? И почему я? Ведь те, кто все это время работали рядом со мной, сделали для команды не меньше.

— Так и расскажите об этом. Со стороны ведь иногда кажется, что успех к вашему клубу приходит как бы сам собой.

— Это не так. Очень тяжелые были периоды. Два раза меня чуть не снимали с работы. В принципе это нормально. Когда в «Ак-Барсе» Зинетулла Билялетдинов собрал звездный состав, но не выиграл золото в чемпионате страны, все говорили, что он не тренер, не способен управлять звездами. А на следующий год «Ак-барс стал чемпионом». В 2004-м у нас тоже сложилась сложная ситуация. Многие тогда от меня отвернулись. Только Минтимер Шаймиев сказал: «Не спешите». Его поддержка была для меня очень важна.

— Когда вы начинали работать тренером, отдавали себе отчет в том, что эта профессия настолько тяжела?

— То, что тяжело, знают все. Видят, как тренеров убирают из команд — иногда справедливо, иногда нет. Другой вопрос что шесть лет назад «Рубин» слишком резко стартанул в премьер-лиге. Если бы мы вошли туда, заняв 10-е место, а потом постепенно поднимались на седьмое, шестое — все были бы счастливы. А тут вдруг третье. Менталитет болельщиков прост: после третьего должно быть второе, потом первое. В Татарстане те наши бронзовые медали восприняли, как должное. И начали требовать как минимум повторения этого результата. Никто не хотел понимать, что это — просто стечение обстоятельств. Потолок, выше которого не прыгнуть, как ни старайся.

В 2003-м нам повезло и с селекцией. В каждом отдельно взятом случае мы попали в точку. Рони, Новотны, Калисто, Скотти... А вот в последующей селекционной работе было много ошибок. В том числе и лично моих. Но больше всего давила необходимость занять более высокое место, чего от нас ждали все. В итоге результат, который в любой другой ситуации мог бы считаться нормальным, в республике расценили, как катастрофу. А ведь у нас не было ни традиций, ни базы. Если бы вы только видели, где мы жили, когда заняли третье место! Когда футболисты спят на полу, пользуются общим душем, туалетом, когда по утрам нужно отстоять очередь, чтобы умыться...В столовой нужно было тоже дождаться, пока часть команды поест и освободятся места. Поле было одно.

— Получается, вы и не помышляли закончить тот сезон с медалями?

— Конечно нет. Не хотели проигрывать в каждой игре, только и всего. Поэтому и бились одинаково сильно, независимо от того, с кем доводилось играть. Уже потом пошло привыкание к зоне УЕФА, причем мало кому приходило в голову задумываться о том, насколько сложно в эту зону попасть. Ведь для этого надо было выбить из этой зоны московские клубы, у которых все лучше: и организация, и бюджет, и традиции...

К тому же в 2003-м все ребята рвались кому-то что-то доказать. Те же Бояринцев с Шароновым. А вот на следующий год многим показалось, что они уже звезды. И сбавили обороты. Да и мы, тренеры, в какой-то степени снизили требования к игрокам. Я и сам тогда начал чувствовать, что что-то могу, как тренер. Возможно, самоуспокоился. И это тоже моментально отразилось на команде. Начались проблемы. Все стали в глубине души думать о том, что играть в премьер-лиге не так сложно. Хотя поначалу боялись сильно.

— Всего. Того, что премьер-лига — совершенно новый для нас опыт. Невозможно было предсказать, как все сложится. Наверное правильнее назвать это не боязнью, а волнением. Совершенно естественным в той ситуации. А вот на следующий сезон я заметил, что многие выходят на поле с каким видом, словно все уже умеют. Хотя для этого не было никаких оснований.

— Тяжело было приводить команду в чувство?

— Намного сложнее, нежели идти к медалям. Психология – вообще тонкая сфера. Менять сложившиеся убеждения бывает непросто. У нас ведь было немало игроков, которым бог дал очень много. Но реализовать себя им не удалось по сей день. Возможно, в этом есть моя вина — в том, что недосмотрел, вовремя не объяснил какие-то вещи, не уделил достаточного внимания. Все ведь идет прежде всего от тренера.

— И вы стали закручивать гайки, чтобы вернуть команду в управляемое русло?

— Не могу сказать, что она вышла из под контроля. Другое дело, что многие стали по утрам бегать к газетному киоску, чтобы первым делом купить газету и прочитать, что о них написали.

— Поэтому вы в какой-то момент запретили своим игрокам давать интервью?

— Просто увидел, что реакция на появление публикаций в прессе становится неадекватной. Сейчас, когда все это позади, вы можете подойти к любому игроку, и я даже не подумаю возражать. Потому что они готовы к этому. А тогда это превратилось в большую проблему. Вот я и запретил общаться с журналистами. Кому-то - накануне игр, а кому-то — вообще. И до сих пор считаю то решение правильным.

— Сколько раз за время вашей работы в Казани над вами висела угроза увольнения?

— Я знаю о двух таких случаях. Хотя, возможно, их было больше. В 2004-м, когда «Рубин» провел неудачный сезон по сравнению с предыдущим, и в 2006-м, когда мы неудачно стартовали в чемпионате, но потом сумели подняться с 12-го на 5-е место.

— Когда вас собирались снимать с должности в 2004-м, вы прикладывали какие-то услилия к тому, чтобы переубедить собственное руководство?

— Нет. Просто работал. Делал то, что должен. А то, что могли снять... К этому тренеру нужно быть готовым всегда.

— В прошлом году, когда закончилась первая половина чемпионата, я очень часто слышала фразу, что «Рубин» уже вряд ли кто-либо догонит. У вас было подобное чувство?

— Я его не озвучивал. Мы просто собрались тогда с тренерами и решили, что ничего не говорим по этому поводу в прессе, но боремся за чемпионство. Просчитать что-то в футболе сложно. Где-то может сыграть роль стечение обстоятельств, где-то — везение. Другой вопрос, что мы уже тогда чувствовали, что появились игроки, пришли Семак, Карадениз, стал укрепляться коллектив. Ведь первостепенной задачей было именно создание мощного коллектива, который не дрогнет ни в какой ситуации. И не дрогнули. Даже когда не могли выиграть на протяжении шести туров подряд.

— В какой момент прошлого сезона вы осознали, что задача выиграть золотые медали чемпионата России совершенно реальна?

— Не могу сказать, что мы с самого начала настраивались на это. А вот после матча с «Динамо» в Москве... Мы тогда одержали шесть побед подряд, и многие считали, что именно «Динамо» нас остановит. Но мы снова победили. И я помню, как после игры шел в раздевалку и думал: «Мы можем!» Потом, правда, у нас случилось довольно обидное поражение дома от «Спартака» — 0:3, но даже это не поколебало моей уверенности в том, что команда способна на высокий результат.

— Вы разделяете, кстати, распространенное мнение о том, что по отношению к немосковским клубам в футболе существует некая дискриминация? Если да, то в чем это проявляется?

— Во всем. В отношении со стороны центральной прессы, например. Взять например недавний случай: мы обыгрываем «Локомотив», а ЦСКА проигрывает «Ростову». И в газетах пишут о том, что благодаря поражению ЦСКА «Рубин» остался на первом месте. Соответственно, создается общественное мнение.

— Вас задевают такие вещи?

— Меня — нет. Я вообще читаю далеко не все, что пишут.

— А что плохого в том, что тебя недооценивают?

— Речь не о недооценке, а об отношении к периферийным клубам.

— Зато появляется азарт, желание доказать, что дело обстоит совсем не так. Когда тебя постоянно превозносят, это только расхолаживает.

— Вы сейчас говорите с позиции спортсменки?

— Естественно.

— Возможно, вы правы. Во всяком случае, я замечаю, что ребят такие вещи задевают. Да и на Востоке говорят: «Бойся того, кто тебя хвалит».

— После прошлогодней победы у вас есть ощущение, что отношение к вам изменилось?

— То, что настрой наших соперников стал другим, могу сказать однозначно. Это ощущается. Знаю, что за победу над Рубином в некоторых клубах дают завышенные премиальные.

— Откуда знаете?

— Если вы имеете дело с выдающимся игроком, но совершенно некудышным человеком, вы, как тренер, сможете закрыть глаза на его человеческие качества?

— Закрою на профессиональные. Уже были такие случаи. Футбол — коллективный вид спорта. Результата добивается не игрок, каким бы талантливым он ни был. А команда.

— Есть тренеры, которые считают иначе. Готовы терпеть любые издержки характера, лишь бы игрок забивал.

— Обратная сторона есть у любой медали. Допустим, он забивает. Но сколько вреда принесет команде? А ведь вреда, как правило, такой человек приносит больше, даже когда он один. А если трое? Разве можно с ними создавать коллектив?

— Тем не менее весь большой спорт приходит, как мне кажется, к тому, что человек обязан прежде всего выполнять свои профессиональные обязанности. В рамках тренировки, в рамках выступлений. Моральные качества как бы уходят на второй план. Таково, по крайней мере, общераспространенное мнение. Не говорю, что оно правильное. Но оно распространенное.

— Мы сторонники создания такого коллектива, который в тот или иной момент может выдержать любой удар. Не сложись такого коллектива в «Рубине» год назад, мы бы никогда не выиграли чемпионат. Да, случается, что игрок начинает считать себя звездой, начинает позволять себе что-то такое, что непозволительно другим. Но если в моей команде люди не будут понимать, что так нельзя, мы будем от них избавляться, невзирая ни на талант, ни на личность. Не будет с такими командного результата. Я в этом уверен.

— И в этом видите силу своей команды?

— Да. Правда, недавно произошел случай, который сильно меня покоробил. Почему-то я думал, что мы — другие. Это касается не игры, а элементарных человеческих отношений в ситуации, о которой я не хотел бы говорить. Для меня это был серьезный сигнал. Значит, это именно я чего-то вовремя не объяснил, не сделал. Заблуждался, когда считал, что все мы — единое целое в любых ситуациях, особенно трудных. А оказалось, что это не совсем так. Значит, есть над чем работать.

— Тренер - это профессия, которая предполагает большую способность к прощению. А чего вы не могли бы простить тем, кто с вами рядом?

— Того, о чем сказал. Отношения друг к другу. Дело даже не в том, простить или не простить. В человеке — неважно, кто он, чего успел добиться — должен быть стержень. И этот стержень нужно в молодых игроках формировать. Когда тяжело — подставь плечо, помоги. Пусть даже человек и не поймет, что это именно ты ему свое плечо подставил. Коллектив, в котором этого нет, никогда не выиграет золотые медали. Это прямая зависимость. Кто бы что бы по этому поводу не говорил.

Кстати, заключительный матч с «Ростовом», который мы проиграли, — во всех отношениях полезная для нас игра. Хотя поражения никого никогда не радуют. Но для нас тот результат стал очень важным. Чтобы сделать определенные выводы. Всем, не только спортсменам.

— Вы едины в этом мнении со своим тренерским штабом?

— Разногласий у нас бывает навалом. Иногда не разговариваем друг с другом день-два. Но все это во благо. Понятно, что окончательное решение остается за мной, и оно тоже может быть ошибочным, но мы выслушиваем друг друга. Никто ни на кого не давит.

Мне вообще везет по жизни на людей. Петрович (Павел Петрович Черепанов — прим. Е.В.) много лет был в Казахстане одним из ведущих специалистов. Саша Мацура — из Молдавии, был тренером сборной. Якуб Уразсахатов — с Туркмении, тоже работал с национальной командой вместе с Виталием Кафановым. С некоторыми из них мы с 2000-го вместе идем. Сходимся во многих взглядах на глобальные вещи. При этом каждый из них может сказать мне в глаза все, что думает. И я могу сказать. Это нас и сплачивает.

— Когда вы впервые задумались о создании сильного тренерского коллектива?

— Еще когда был игроком. Понимал, что в одиночку никогда ничего не добьешься. И что те, с кем идешь к цели, должны быть очень высокой квалификации. Могу сказать, кстати, что некоторые из тех, кто работает в нашей команде, в каких-то вопросах имеют гораздо более высокую квалификацию, нежели я. Я учусь у них. Задаю вопросы, могу что-то посоветовать. Но не считаю, что имею право насильственно вмешиваться в чужую работу.

— Когда вы заканчивали карьеру игрока, это был тяжелый период?

— С одной стороны, знал, чем хочу и чем буду заниматься, но все равно пришлось нелегко. С удовольствием играл бы дольше, но тогда в паспорт смотрели. Мне уже было 33. По тем временам — совсем старый. А может быть, и хорошо, что так произошло. В том же году я начал работать тренером.

— И у вас была тренерская мечта?

— Конечно. Начинал я в Казахстане и сразу хотел, чтобы моя команда стала чемпионом. Тогда еще Советский Союз существовал, поэтому я мечтал о том, чтобы выиграть вторую лигу, первую... Амбиции были большие. Вот знаний не хватало. Поэтому я принял решение поступить в Высшую школу тренеров.

— Что вам это дало?

— Довольно многое. Хотя неоднократно слышал, что те, кто закончили школу раньше, попали в гораздо более жесткий в плане требований период. Под влиянием чужих рассказов я, собственно, в ВШТ и подался. К нам определенные требования тоже были, но значительно более мягкие. Долгое время, например, в школе отсутствовал преподаватель физиологии. Соответственно этот предмет преподавался с перебоями.

Другими словами, я ждал от учебы большего. Но все равно никогда не жалел, что получил это образование. Читал все, что рекомендовали, проводил в библиотеке все свободное время. По вечерам мы много разговаривали между собой, без конца спорили о каких-то вещах. Так что к концу учебы я стал чувствовать себя значительно увереннее. Не могу сказать, что окончательно встал на ноги, но представление о тренерской работе у меня сформировалось неплохо.

Немалую роль сыграла и работа в Турции, в «Генчлербирлиги». Денег там платили мало, зато всегда вовремя. Хозяин по сей день знаменит тем, что всегда выполняет все свои обязательства. Меня рекомендовал ему Валерий Непомнящий и мне было интересно понять, чего я вообще стою, как тренер. Играть-то приходилось практически мальчишками против очень именитых клубов. Это сейчас многие из тех мальчишек звездами стали...

— Когда Юрий Семин много лет строил свой «Локомотив», его нередко называли тренером одного клуба. Можно сказать, что для вас точно таким же клубом является «Рубин»?

— Другими словами, вы не представляете себя ни в какой другой команде?

— Однозначно ответить нельзя. Тренерская профессия в этом отношении жестока: никому не известно, что и как может произойти через несколько лет. Что касается «Рубина», и для меня, и для тренеров, которые со мной работают, это действительно родной клуб, которому слишком много отдано. Поэтому хотелось бы закончить многое из того, что начато. В плане инфраструктуры, например. Это не пустые слова. Мы хотим создать лучший в этом отношении клуб в России. А вот что из этого получится, покажет время.

— В отношении спортивных достижений вы тоже хотите превзойти все российские клубы?

— А для чего тогда было все затевать?

— Кстати, когда вы впервые оказались в Казани, было предчувствие, что «Рубин» станет вашим клубом на много лет?

— Было ощущение, что я попал в тот город, где мне абсолютно комфортно. В «свой». В Смоленске тоже было хорошо, но там не было мечети, и это немножко давило. Да и руководство «Рубина» оказалось амбициозным. Когда в 2003-м мы уже почувствовали, что можем считать себя в премьер-лиге крепкими «середнячками», именно тогдашний президент клуба Камиль Ицхаков первым поднял тему о медалях. Стал считать, сколько очков нужно завоевать для этого в оставшихся матчах.

Я думал, что он шутит. А он достал расписание игр и стал говорить о том, что в Москве мы обыграем «Спартак», потом дома обыграем ЦСКА... А когда мы на самом деле обыграли оба этих клуба, Ицхаков совершенно серьезно сказал: «Ну, вот. Я же говорил, что это совершенно реально».

— Вам приходилось совершать тренерские ошибки, о которых было тяжело забыть?

— Их было много. В той же селекции, когда мы брали игрока, тратили деньги, силы, время, а он уезжал только потому, что его жене что-то не понравилось. Или человек оказывался трусом. Выходил на поле — и было видно, что он жалеет себя, постоянно пытается избежать силовой борьбы...

— Получается, селекция — это лотерея?

— В какой-то степени да. Такие вещи, как адаптация игрока в команде, сложно просчитать заранее. Сколько этот процесс продлится, чем закончится. Сейчас уже есть определенный опыт, и все равно мы привлекаем новых людей очень осторожно. Предпочитаем не брать, нежели брать с большой степенью риска - даже в тех ситуациях, когда квалификация игрока не подлежит сомнению, а наши финансовые возможности позволяют его приобрести. Права на ошибку — особенно сейчас, в период экономического кризиса, — у нас нет.

— Когда вы искали тренера по физической подготовке, почему остановили свой выбор на иностранце?

— Вообще-то мы приглашали Рауля для детской спортивной школы. Он занимался в «Рубине» с разными возрастными группами, и лишь после этого мы завели разговор о команде мастеров. Сейчас подписали контракт на год и очень надеюсь, что мы его продлим.

В Испании для получения лицензии тренера по физподготовке Рауль проучился пять лет. Работал в «Расинге», хорошо знает, как поставлена работа в таких клубах, как «Реал»,«Барселона». Владеет всеми современными методами тренировки, с которыми не всегда можно соглашаться, поскольку для нас они в силу сложившихся стереотипов не всегда привычны, но именно это создает в работе по-настоящему творческую атмосферу. Рауль достаточно коммуникабелен, уже говорит по-русски. А главное — подходит нам по духу.

— Вы это сразу поняли?

— Когда разговариваешь с человеком, его поведение, взгляд, искренность говорят о многом. Мне нравится, что он всегда отстаивает свою точку зрения.

— То есть, нравится, когда с вами спорят?

— А признавать ошибки вам тяжело?

— Нет. Я в этом случае своим ребятам так и говорю: «Надо было вас послушать». Когда признаешь, что был не прав, самому становится легче. И мне совершенно безразлично в таких случаях, кто и что обо мне подумает.

— Вам приходилось жить бедно?

— Не сказать, что мы в детстве в советские времена жили хорошо. В семье имелось все необходимое, но не было избытка. Помню период, когда люди не могли купить даже черного хлеба. И мама поднимала меня в четыре утра, чтобы я шел к магазину и занимал очередь. Я прошел многое. И все это помню.

Был период, когда, работая в Казахстане, я не мог купить вашу газету. Просил ее у киоскера, читал, и возвращал обратно. А супруга покупала яблоки и подавала их на стол, разрезав на части — чтобы дети не видели, что эти яблоки местами были подгнившие. До этого у меня были очень большие деньги. Я полез в бизнес, которого не знал. И прогорел. Но к таким вещам я отношусь просто: бог всегда испытывает человека. Каждого из нас. Дает деньги и смотрит, как ты ими распорядишься. Если распорядился неправильно, обязательно будешь наказан. Или дает испытание славой. И тоже очень важно, как ты себя будешь вести.

Поэтому своим ребятам я не устаю повторять: от того, как вы поступаете сейчас, зависит, что с вами будет через 20 или 30 лет.

— Вам приходилось испытывать чувство вины перед близкими за то, что вы настолько поглощены работой?

— Это сложная тема, которая не только меня касается, но очень многих тренеров. Когда детям не хватает отцовского внимания, в этом нет ничего хорошего. Конечно, мы постоянно переживаем за родных, за семьи. Когда узнаешь, что дома не все ладно, каждый раз думаешь о том, что все могло быть иначе, если бы ты был там и мог повлиять на ситуацию. Задумываешься — а стоит ли профессия таких жертв? Нужно ли все это? Иногда мне кажется, что нет.

Часто думаю, что главное в жизни человека – это его дети. Если ты сумел воспитать ребенка правильно, он и по жизни пойдет правильно. А вот если ты не сделал этого, потому что работал...

Много думаю и о том, чему и как учить детей в нашем интернате. Их нужно учить и вере в том числе. Не может человек жить без веры. Это совершенно необязательно должна быть религия. Можно верить в труд — в то, что если много трудиться, обязательно добьешься результата. Или в добро, в необходимость сочувствовать в том числе и незнакомым людям. Воспитывать такую веру в детях очень важно. Гораздо важнее, нежели то, как ребенок играет в футбол.

— Когда ваши дети были маленькими, вы их наказывали?

— Я их и не видел толком — приезжал домой в перерывах между сборами на два-три дня. Мне часто кажется, что если бы я был постоянно дома, дети немножко более душевными бы выросли, более откровенными. Как дальше будет — не знаю. Как у них семьи сложатся... С этим не угадаешь, конечно, но я думаю об этом.

— А к вам отец относился сурово?

— Случалось, вообще из дома выгонял. Меня однажды на неделю исключили из школы, я домой пришел, а он не пускает. Пришлось всю неделю жить у дядьки. Из-за учебы отец иногда запрещал мне в футбол играть, дома на ключ закрывал. Поле было как раз на том пути, которым отец с работы возвращался. Один раз он рассказывал: «Еду на автобусе, смотрю, Курбан с мальчишками мяч гоняет. Домой приехал — а он дома. Ничего не понимаю». А мы на первом этаже жили, так я наловчился гвозди от решетки из рамы вытаскивать: только два центральных оставлял, чтобы решетку можно было наклонить и наружу вылезти.

Один раз поленился вынутые гвозди с подоконника убрать. И отец все сразу понял. Разозлился до такой степени, что младший брат мне даже тайком подушечку тоненькую принес. На, говорит, подложи. На тот случай, если отец бить будет...

— Как вы делите свое внимание между игроками?

— Такого, чтобы я с кем-то проводил больше времени, а с кем-то меньше, у нас нет. Все-таки работа главного тренера прежде всего командная. Индивидуальные беседы тоже проводить приходится, но о них кроме меня и игрока редко кто знает. Да и потом у нас каждый тренер даже вне тренировок по-своему незаменим. Они более контактны, более близки к команде. С ними ребята разговаривают чаще. И вот эти беседы, иногда вроде бы ни о чем, а на самом деле о многом, – это тоже воспитание. Не только отношения к тренировке, но и по жизни.

— Вы совмещаете пост главного тренера и вице-президента клуба от безвыходности, или потому что считаете это правильным?

— На этом посту должен быть человек, который понимает все проблемы и имеет авторитет в республике. Иначе с этой работой не справиться никогда. Но найти такого человека не просто. Поэтому мое совмещение — вынужденная необходимость.

— Что для вас важнее — результат «Рубина» в чистом виде, или та футбольная инфраструктура, что вы хотите создать в Татарстане?

— Однозначно — второе. Спортивный результат может состояться или не состояться по самым разным причинам. А вот если притормозить усилия в развитии инфраструктуры, это аукнется большими проблемами, причем очень быстро.

— Означают ли ваши слова, что вы способны сознательно оставить пост главного тренера, если того потребуют обстоятельства?

— Безусловно. Когда я только пришел в «Рубин», сразу заговорил об инфраструктуре. Мне сказали: нет, нам сначала нужен результат. Я развернулся и сказал, что уезжаю обратно в Смоленск. И уехал. Тем более, что там уже была проделана определенная работа. Но потом мои условия все-таки были приняты.

Начали, естественно, с создания собственной базы. Сейчас она стоит на территории парка в черте города. Чтобы официально получить землю, надо было приложить невероятное количество усилий. Я встречался с жильцами окрестных районов, убеждал их в необходимости такого строительства. В итоге убедил. Сейчас у нас на этой территории своя гостиница, пять полей, в том числе два искуственных с подогревом, заканчиваем строительство интерната.

Подумываем о том, чтобы создавать свои школы, как это делают многие иностранные клубы. Тот же «Аякс». Это очень доходный бизнес, позволяющий, к тому же, выращивать собственных игроков. Хотя вложения незначительные. Я еще Ицхакову говорил об этом, когда ездил в Бразилию. Сделать там свою школу нам было по карману.

— Это не вызвало бы противодействия со стороны местных тренеров?

— Почему? Для них это тоже возможность заниматься любимым делом.

Я все это к тому веду, что найти вице-президента, способного четко и профессионально вести такую работу не так просто. Сам я в этом отношении многого не знаю, учиться надо. Кстати, сейчас у нас в Америке учится мальчишка — сын моего друга. Специальность — менеджмент футбола и баскетбола. Мы договорились, что он вернется к нам в «Рубин, когда закончит образование. Но это — несколько лет ожидания. Поэтому сейчас мы договорились, что к нам приедет менеждер из Испании. Консультировать.

— Согласитесь, что между консультативной работой и постоянной — огромная разница.

— Рауль тоже сначала в качестве консультанта приезжал. Так и тут. Приедет, посмотрим, что за человек... Самый сложный вопрос — это специалисты, способные работать с детьми. Мы многих приглашаем, просматриваем, от кого-то отказываемся. Другими словами, занимаемся плотно. Есть определенные сдвиги. Просто хочется, чтобы все это было быстрее.

— Вы хотели бы когда-нибудь проверить свои силы в по-настоящему сильном иностранном клубе?

— Такие предложения были. Но я никогда их не озвучивал. Много раз, когда мне предлагали встретиться и поговорить на тему потенциальной работы, от таких встреч отказывался. Потому что у меня есть определенные обязательства перед клубом, перед республикой, перед тем же Шаймиевым. Я должен сначала закончить то, что начал.

— В «Рубине» вам два раза приходилось строить команду почти с нуля. Когда этот процесс проходил быстрее?

— В самом начале. В клубе тогда играли преимущественно русскоязычные футболисты, а с ними всегда проще. Иностранцы — это менталитет, адаптация... Даже те, кто в своих странах был лидером, порой приезжали и терялись. Считаю, что в России особенно тяжело адаптироваться нападающим. Получилось по большому счету только у Бракамонте и Вагнера Лава.

— В чем вы видите главную проблему?

— На мой взгляд в России уже достаточно сильны принципы игры в обороне. И нападающие, которые успели привыкнуть к свободе действий в своих странах, в России эту свободу не чувствуют. Слишком плотно и жестко против них играют. Если посмотреть на многих лидеров сильных команд, это, как правило, центральные защитники или опорные хавы. Что касается центральных нападающих, с ними сложнее. И когда выбираешь игрока на это место, прежде всего думаешь о том, как он там будет смотреться с учетом именно нашей специфики. И приходишь к выводу, что один не сможет, второй не сможет, а тот, кто сможет, слишком дорого стоит.

— Неужели вы стеснены в средствах?

— Существует бюджет. Инфляция очень мощно ударила по нашим спонсорам и только благодаря руководству республики мы держимся на плаву.

— Вас, кстати, не коробит, что главному тренеру российской сборной Гусу Хиддинку платят такие деньги, которые никогда не предложат ни одному из своих специалистов?

— Наоборот. Даже если бы Хиддинк не добился такого результата, он сделал гораздо более важную вещь — сломал менталитет, который существовал годами. Наш специалист даже если правильные вещи будет говорить, его не станут слушать. Многие вещи воспринимаются, как блажь. Например, я в Казани уже «свой». Свой может подождать, потерпеть. Так что быть своим не всегда удобно.

А вот благодаря результату Хиддинк добился и другого. Футболистов, на которых за рубежом смотрели свысока, сейчас покупают за хорошие деньги. Причем не второстепенные клубы, а «Тотенхэм», «Арсенал», «Челси».

— Ну, положим, «Челси» — это Абрамович...

— Абрамовичу я бы вообще поставил памятник за то, что он вкладывает такие деньги в российский футбол, в то же строительство полей. Деньги ведь есть у многих. Но далеко не все готовы тратить их так, как тратит он. Видно, что человек думает о России, не безразличен к ней. Ему не все равно, как Россия будет представлена на международной арене. Мне кажется, таких людей, как Абрамович, коробит, когда говорят, что Россия будет чемпионом мира по футболу тогда, когда бразильцы выиграют в хоккее. Он всеми силами старается это опровергнуть. И ведь вкладывает деньги туда, где прибыли пока нет. И не скоро появится. Если бы таких людей было несколько, российский футбол уже сейчас выглядел бы иначе.

— Не думаю, что тех, у кого есть деньги, можно осуждать. Как ни крути, бизнес подразумевает, вложение денег туда, где велика перспектива прибыли.

— Знаете, у мусульман есть понятие «садаха». Это когда человек отдает какую-то часть прибыли на благие цели. И если ты сделал это от чистого сердца, деньги обязательно к тебе возвращаются.

— Вы сейчас рассуждаете, как человек, который привык заботиться о собственной душе.

— Я ведь уже сказал вам, что человек не может жить без веры. Если он верит в свою страну, то будет делать для нее все, что в его силах. И это совершенно необязательно должен быть футбол.