Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В начале 70-х годов прошлого века немногим позже летних Олимпийских игр в Мюнхене, одним из символов которых стала совсем юная гимнастка Ольга Корбут, всю гимнастическую сборную СССР с Корбут во главе пригласили на гастроли в США. Еще некоторое время спустя в высших политических кругах страны прозвучала фраза: мол, эта девочка за считанные дни сделала для сближения двух стран больше, чем десятки дипломатов.

То же самое можно сказать и сейчас. Всего за один месяц Россия перевернула представление о себе даже у тех, кто продолжал искать подвох даже в самых безобидных вещах и был уверен, что нашел его. Достаточно навскидку просмотреть, что пишет о чемпионате мира мировая пресса, и станет ясно: мир реально перевернулся. Потерял точку опоры.

Подобный эффект спорта ни для кого не новость. России, безусловно, повезло в том, что всего за четыре года она получила возможность принять два грандиознейших спортивных события – зимние Олимпийские игры в Сочи и чемпионат мира по футболу. Игры стали одними из лучших в мировой истории. Просто Игры, и тем более зимние, это все-таки очень «камерная» история, в то время, как чемпионат мира обладает фантастической способностью втягивать в свою орбиту весь мир, включая детей и стариков. Тем более приятно понимать: даже самые остервенелые критики вряд ли смогут утверждать, что футбольный чемпионат можно было провести лучше, чем это сделала Россия.

Дело тут вовсе не в организации – точнее, не только в ней. На протяжении месяца вся страна на глазах целого мира рисовала свой собственный портрет. В него вошло все: прекраснейшие стадионы, четко работающие волонтерские службы, готовность помочь любому гостю во всем, вплоть до ночлега в собственном доме, разнузданная Никольская, ставшая многослойным, круглосуточно пульсирующим сердце чемпионата. И совершенно невероятный уровень спортивной борьбы.

Можно ли сравнивать футбольный чемпионат мира с Олимпиадой? Кто-то наверняка скажет «нет», хотя на самом деле у этих турниров гораздо больше общего, чем представляется на первый взгляд. Для этого нужно всего лишь сопоставить плей-офф с любым из олимпийских финалов, в котором участвует сильнейшая восьмерка спортсменов. Применительно к Играм часто можно услышать, что чемпионом в равной степени может стать любой из финалистов, и это действительно так: на столь высоком уровне соперничества определяющим становится не техническое мастерство, а нервы. Другими словами, готовность ко всему: к слабым и сильным соперникам, к судейству и транспортным неполадкам, погодным катаклизмам и внезапно возникающим препятствиям. Но ведь то же самое можно сказать о плей-офф: если никого не удивило, что в финале играла Хорватия, то разве было бы странно увидеть там Англию, Бельгию, Швецию, Уругвай, Россию, наконец?

А почему, собственно, нет? В 2008-м, когда российская сборная неожиданно вышла
в полуфинал чемпионата Европы, было очевидно, что команда вообще не понимает, что и как нужно делать на этом уровне футбола. Она «поплыла» от славословий и восхвалений после победы в ¼ и закономерно рассыпалась на куски в игре с испанцами. На протяжении нынешнего чемпионата было столь же очевидно другое: игроки и тренерский штаб четко понимают, что они делают, зачем и чего хотят добиться. И лично я на много лет вперед готова смириться с любыми колючками характера главного тренера за его единственную фразу: ту самую, где тренер сказал, что не считает итог чемпионата успешным. Потому что спорт – это титулы, а титул завоевать не удалось.

Высший уровень спорта, безусловно, не для всех. Тому, кто никогда туда не добирался, иногда бывает совершенно невозможно объяснить, что там все иначе. Другие цели, другой накал поединка, другие требования. А еще на этой заключительной прямой очень хорошо проявляются человеческие характеры. В этом плане все мы заново открыли для себя свою собственную команду. Мы ведь по большому счету никогда не видели сборную в экстремальной обстановке. Когда она раз за разом проваливалась на этапе выхода из группы или в контрольных матчах, оставалось только грустно размышлять: чего ей не хватает? Чем наши игроки хуже тех, кто оказывается более удачлив? Российский чемпионат мира дал ответ и на этот вопрос: ничем. Как-то неожиданно выяснилось, что мы умеем точно так же биться, точно так же терпеть, и точно так же забивать. Высший уровень спорта вообще очень хорошо и быстро учит тому, что результат зависит не от того, как играет соперник, а прежде всего от того, как играешь ты сам. То, что это успели почувствовать игроки российской сборной, а с ними – вся страна,и возможно, и есть самое большое достижение чемпионата мира в спортивном плане. Потому что, глядя на игру команды, о том же самом наверняка задумывалось огромное количество совсем еще мальчишек. О собственных возможностях, о том, что можно считать себя фаворитом и остаться ни с чем. О том, что нужно иметь мужество не отказываться от шанса, а хватать его и мчаться в атаку. В точности как футбольный мяч на поле, распорядиться которым в решающем поединке способны единицы.

И снова напрашивается параллель с Олимпиадой. Там далеко не всегда выигрывают фавориты и почти никогда не получается прогнозировать результат. Мы ведь вовсе не рассчитывали выиграть в Сочи в 2014-м. Даже самые большие оптимисты склонялись к тому, что в общекомандном зачете страна-хозяйка сможет бороться разве что за пятое место. За четвертое – максимум. Поэтому до начала Игр и говорили больше не о результате, а об организации. О том, что провести Игры Россия должна так, чтобы они запомнились всему миру.

Это удалось. И лишь потом как-то внезапно стало вырисовываться, что команда, открывшая счет победам командным турниром фигуристов, на глазах начинает входить во вкус, набирать ход, драться за медали даже там, где никакой драки с российским участием не предполагалось в принципе. Страна открывала для себя совсем юных Юлию Липницкую и Аделину Сотникову, и с удивлением приходила к заключению, что только под занавес карьеры сумела по достоинству оценить тех, кто прожил в спорте десятилетия. Например – Евгения Плющенко и Александра Легкова.

В футболе мы точно так же открывали для себя Черышева и Головина, Кутепова и Фернандеса. Игоря Акинфеева и Сергея Игнашевича (разве мы знали, что они могут быть и такими тоже?) Мы плакали перед экранами вместе с Артемом Дзюбой, когда он совершенно по-детски шмыгая носом признавался, как мечтал о том, чтобы им гордилась его страна, и как мечтали об этом все остальные.

Почему мы стали иначе относиться к собственной сборной? Возможно, потому, что она подарила нам тридцать совершенно удивительных дней, стала частью нашей жизни, частью того праздника, что захлестнул страну. Такое уже не вычеркивается. Как и то, что сборная России совершенно официально вошла в сильнейшую мировую восьмерку.

Возможно, это был просто эффект домашних стен, какого долго не повторится. Но дело по большому счету не в этом. Можно согласиться с Черчесовым в том, что до настоящего результата команде еще далеко, но хочется сказать о другом. Вспомнить, например, что победа Сотниковой на сочинском олимпийском льду как бы сняла «проклятие», висевшее над отечественным женским одиночным катанием на всех предыдущих зимних Олимпиадах. В этом виде программы мы никогда не добирались до золота и, в общем-то, не считали эту задачу слишком реальной. А выяснилось, что до счастья подать рукой.

Точно так же мы не брались даже в шутку предположить еще месяц назад, что российские футболисты доберутся до четвертьфинала и не проиграют его в основное время. Но это произошло, и сейчас мы уже совершенно спокойно говорим о том, что могли играть в финале. А почему, собственно, нет? У вас есть аргументы?