|
|
|
|
|
|||
Бывший вратарь сборной России в интервью РИА Новости разбил мифы в отношении «Спартака» и Романцева, признался, что д о сих пор не умеет играть вполсилы, и не сочувствует Федору Смолову, не сумевшему забить решающий пенальти на ЧМ в Москве. - Год назад, официально завершая собственную карьеру, вы сказали: «Уверен, что не будет ни ломки, ни переживаний». Не было? - Нет. - Другими словами, вам нравится, как сейчас выглядит ваша жизнь? - Знаете, есть выражение: надо не жаловаться на свою жизнь, не говорить, что все плохо, а находить удовольствие в том, что есть, на самом деле. Желать лучшего, конечно, нужно. Хочется стабильной и высокооплачиваемой работы в клубе, или в том же РФС. Мне доставляет большое удовольствие заниматься подготовкой вратарей в юношеской сборной Александра Кержакова. Но хотелось бы не раз в месяц этим заниматься, а … - Быть более занятым? - Да. С другой стороны, много сил и внимания забирает моя футбольная академия, и мне это нравится. - Вы когда-нибудь интересовались у Кержакова, почему он остановил свой выбор на вашей кандидатуре? - Честно говоря, этот вопрос мы вообще не обсуждали. Александр пригласил меня помочь в подготовке вратарей, я согласился. Вот и всё. - Позволяет ли работа в этом формате реально чему-то научить спортсменов? - Позволяет. Понятно, что в клубах игроки находятся больше времени, привыкают к требованиям, которые там предъявляются, поэтому, приходя в сборную, имеют определенные выработанные навыки. У нас в команде требования немножко другие. Их сложнее усвоить, сложнее под них подстроиться. Но я вижу, что ребята стараются, выполняют то, что я прошу. Самое интересное, что это не происходит из-под палки, по принципу «тренер сказал – игрок сделал». Я вижу осознанность в действиях, вижу желание. И вот это самое ценное. Разница с тем, что было в августе, на мой взгляд налицо. Как и прогресс. - Ваша футбольная академия – это платная история? - Да, конечно. - То есть, любой родитель, у которого есть деньги, может привести к вам своего ребенка? Или все-таки есть какая-то селекция? - Что значит, любой родитель? Если ребенок не хочет играть, заставлять его бессмысленно. - Я немножко о другом. Один из тренеров как-то признался мне, что держит в группе детей из богатых семей, ради того чтобы иметь возможность делать какие-то скидки тем, у кого есть талант, но нет денег. Позволяет ли формат вашей академии, делать финансовые исключения для талантливых игроков, или вы вынуждены играть по правилам текущей ситуации и сводить концы с концами в финансовой ведомости? - Хороший вопрос. Прямо вглубь копаете. - Что могу поделать, если мне не интересно спрашивать вас о матче с Украиной? - На самом деле приятно, когда журналист задает такие вопросы. Просто, боюсь, широкому кругу это не интересно. - Ошибаетесь. Даже я, будучи совершенно нефутбольным человеком, периодически слышу, что талантливому ребенку, если за ним нет мохнатой лапы или толстого кошелька, в российский футбол не пробиться. Потому что за все надо платить. - Давайте по полочкам. Я никогда не возьму в академию ребенка, если вижу, что он пришел только потому, что папа или мама хотят чтобы мальчик вырос вратарем. Не вижу никакого смысла мучать себя, ребенка, родителей только ради того, чтобы отрабатывать бабки. А вот если у парня глаза горят, то я буду с ним заниматься даже в том случае, если какие-то характеристики не слишком позволяют успешно играть в воротах. Это к вопросу о селекции. Другой вопрос, что сейчас в футбол детей приводят в четыре года, в пять лет. Но в спортивных школах, даже когда речь идет о невероятно талантливых детях, никакого финансирования до девятилетнего возраста не предусмотрено. Все, что «до» - это платная история. Таких школ и их филиалов много по стране, у нас в Долгопрудном тоже есть. Мы в Академии начинаем брать детей с семи лет. На мой взгляд, это самый минимум. В этом возрасте психика еще не установилась, мотивация еще не установилась, и понимание того, что ребенок хочет, тоже не установилось: он увидел какую-то красивую картинку, где вратарь отбивает мяч в прыжке - хочет стать вратарем. Два раза упал, ударился – хочет быть уже нападающим. Осознание приходит позже, лет в 10-12. А по поводу мохнатой лапы, да это плохо, что талантливый ребенок может не пробиться из-за этого в большой футбол, но это значит, что и российский футбол теряет таких футболистов. Если так происходит, значит всех все устраивает - В своих интервью вы нередко отмечали тренеров, которые повлияли на ваше становление в спорте. Но никогда не называли Юрия Дарвина, что лично для меня странно. - Почему? - Потому что на мой взгляд, вас, как вратаря, отличал не столько невероятный природный талант, какой был, например, у Руслана Нигматуллина, о котором говорили, что он – вратарь от Бога, сколько очень классная выучка. Отсутствие слабых мест. Как понимаю, это во многом заслуга Дарвина. Или я ошибаюсь? - Ошибаетесь. Потому что выучка – она у меня с детства. - Чьих рук это дело? - Своих собственных. И отца. Он очень много мне дал, как тренер, хотя, по большому счету, вратарским образованием это не назвать. Скорее, оно было общефутбольным, поскольку отец никогда не стоял в воротах – играл в полузащите. Но именно он дал мне возможность доступа к методической литературе, которая была у нас дома. Все полки были завалены книгами по методике. - Вы всё это прочитали? - Конечно не все, но что касается подготовки вратаря, то да. В нашей спортшколе в Кишиневе я начинал вторым вратарем. Первым был более талантливый парень, который на тот момент лучше играл. И я понимал, что для того, чтобы стать лучше, чем он, мне нужно развивать определенные качества. Прыгучесть, технику, пластичность, какой-то внутренний стержень. Вот я и брал у отца книги, спрашивал, где можно найти ту или иную информацию. На самом деле я только с возрастом стал понимать, насколько классным педагогом, и классным тренером стал для меня отец. Он очень тонко чувствовал, что мне нужно, и как. Что касается технической и двигательной оснащенности, весь наш спортивный класс, помимо занятий на поле, ходил в бассейн, у нас были занятия по акробатике. Для того чтобы улучшить технику бега, отец даже временно отдал меня в легкую атлетику. Если бы папа не имел футбольного образования, наверное, моего профессионального роста просто не произошло бы. Если же говорить о Юрии Ивановиче (Дарвине), тренировки с ним, безусловно, стали более насыщенными, более целенаправленными, я бы сказал, более вратарскими, нежели те, что были до этого. Он помог мне прежде всего в плане психологии, в плане понимания вратарской профессии. Как бы ни был велик Олег Иванович (Романцев), полевому игроку бывает сложно представить, что вратарь чувствует, о чем думает. А Юрий Иванович как раз все это чувствовал и понимал. В плане психологической подготовки, каких-то советов, да и просто дружеской поддержки, он был мне как старший товарищ. - Из интервью Дарвина у меня сложилось впечатление, что в вас он нашел очень благодатный «материал» из которого можно вылепить все, что угодно. Поэтому и вкладывал в работу с вами столько сил. - Мы как-то вспоминали какие-то моменты, и Юрий Иванович как раз отметил, что я был настолько трудоголиком, настолько был заряжен на тренировочный процесс, что меня не надо было ни подгонять, ни мотивировать. - Это я и называю благодатным материалом, о котором мечтает любой тренер. Что ни предложи – игрок воспринимает, анализирует, пытается развить. И постоянно, что называется, смотрит в рот. Наверняка ведь приятно? - С одной стороны, да. Но мне, как тренеру, не менее интересно работать с игроком, который постоянно спрашивает: а зачем это, а почему это, а почему так, а не иначе? Такие ситуации полезны и в плане саморазвития, тем более что я всем занимаюсь сам. Никто мне не рассказывает, как тренировать, что делать, как делать. Мне, считаю, повезло поработать с Дмитрием Аленичевым, у которого я играл в тульском «Арсенале»: он отдал всю вратарскую подготовку на мое усмотрение. Есть клубы, где руководители постоянно вмешиваются, постоянно пытаются навязать тренеру свое видение процесса. Сам я не сталкивался с этим, но слышал таких историй немало. - Вы хотели бы когда-нибудь снова поработать с Аленичевым в одной связке? - Да. Просто это сейчас не от меня зависит. - Романцева в свое время сильно осуждали за то, что в 1995-м, после того как «Спартак вышел в ¼ Лиги чемпионов, он распродал фактически всех сильнейших, оставив порядком обескровленную команду Георгию Ярцеву. Для вас же, получается, ситуация стала благом: если бы Черчесов не уехал в Австрию, вряд ли вы так быстро сумели бы стать основным вратарем клуба. А так – получили место, хорошо себя на нем проявили, ну а дальше все пошло по накатанной. Так по крайней мере по словам моих футбольных коллег это выглядело со стороны. - Вы сейчас транслируете их точку зрения, или у вас такое же мнение? - У меня относительно тогдашнего «Спартака» мнение сложное. Я, например, не разделяю точки зрения, что создание супер-команды - целиком заслуга Романцева. Многолетнее чемпионство «Спартака», на мой взгляд, было обусловлено тем, что клуб после развала страны оказался в достаточно привилегированном положении, с очень хорошими и сильными игроками. А вовсе не тем, что там гениальный тренер. Возможно, я ошибаюсь. - Ошибаетесь. У меня этот спор, вообще, красной нитью через всю жизнь проходит. Если вы помните, то чемпионом страны в 1991-м был ЦСКА. И по логике именно этот клуб должен был собрать всех лучших, но почему-то не сумел это сделать. А кого взял Романцев? - Давайте, попробую вспомнить. Цымбаларь, Онопко, Никифоров, из «Пахтакора» Пятницкий, Кечинов. - Тогда у меня вопрос: «Шахтер» - это великий клуб? Одесский «Черноморец» – это великий клуб? А «Пахтакор»? Великими ни по каким временам они никогда не были. Хорошие средние команды, которые участвовали в еврокубках, хотя «Пахтакор», по-моему, не участвовал. Витя Онопко разве был лидером в «Шахтере»? Он, вообще, на тот момент, был одним из самых молодых и уж точно не считался лидером. Точно так же, как Цымбаларь, Никифоров. Так что говорить о том, что Романцев просто собрал всех лучших – это неправильное понимание. Он взял тех, кто подходит под его стиль и нужен на совершенно конкретные позиции. И сделал эту команду чемпионом. Вот и всё. - Но получается, что Романцев воспринимал ¼ Лиги чемпионов как потолок, если сразу после выхода туда фактически распустил команду? - Ну, во-первых, не он продал игроков, а ребята сами уехали, насколько знаю. Кульков, Черчесов, Юран - это люди, которые приходили в клуб на короткий период. Онопко уехал, потому что давно хотел и просил Олега Ивановича дать ему такую возможность. На этот счет, знаю, была предварительная договоренность. То есть, опять же, не было такого, что люди никуда не хотели уезжать, держались всеми руками за «Спартак», а он их взял и продал. - А у вас есть объяснение, что стало происходить с Романцевым в начале 2000-х, когда в «Спартаке» начались странные трансферы, стали появляться непонятные люди? - У меня в свое время было очень много вопросов на этот счет. - И? - Эти вопросы разрешились, когда я прочитал книгу Романцева. Понятно, что он описывает ситуацию так, как видит ее сам, но я склонен верить. Многие шаги были единственно возможным решением, вынужденной мерой. Надо было как-то двигаться дальше, как-то развивать клуб. Возможно, спустя годы, многое оказалось неправильным. Но на тот момент Олег Иванович искренне считал, что нужно сделать так, как он сделал. - Вы никогда потом не жалели, что ушли из «Спартака»? - Нет. Получилось так, что все мои годы в «Спартаке» оказались чемпионскими. С финансовой точки зрения там, да, появились другие деньги. Но мои чемпионства никогда не будут весить меньше, чем какие-то недополученные миллионы и всё остальное. - Пока я изучала вашу игровую биографию, пришла к выводу, что вы никогда не нуждались в конкуренции. И что серьезная конкуренция являлась для вас не столько стимулом работать, сколько начинала в определенном смысле угнетать. - Во-первых, я никогда не боялся конкуренции. Если возвращаться в детство, то конкуренцию я, грубо говоря, выиграл, причем у более талантливого парня: стал первым номером в команде. Во-вторых, все годы, до «Спартака» и после, в командах, где я играл, были хорошие вратари, с которыми нужно было конкурировать достаточно серьезно. Когда я учился на вратарскую лицензию в ВШТ в 2014-м, у нас случился разговор с Виталием Витальевичем Кафановым. Он спросил как раз о том, как чувствует себя вратарь в условиях жесткой конкуренции, нужна ли она. - И что вы ответили? - Я уже давно вывел формулу отношения к конкуренции – для меня она не имеет какого-то принципиального значения.. Например, если я, без конкуренции, себя чувствую хорошо в своем клубе, то, на каком-то определенном этапе меня приглашают в национальную сборную. Если конкуренция создает мне дискомфорт, в сборной вообще делать нечего, потому что там есть вратари, как минимум, не хуже, чем я. Если конкуренция мне нужна, чтобы совершенствоваться, а без нее я расслабляюсь, тоже смысла никакого держать меня в команде. Допустим в команде есть два сильных вратаря. Мало ли, не дай Бог, один получит травму, или уйдет в другую команду? Тогда получается, что и я снижу к себе требования и пострадает команда. Так что для себя я вывел такую формулу: первая и единственная цель – чтобы мои ворота оставались сухими. Все остальное не имеет значения, есть конкурент, нет конкурента. Задача – не пропустить гол. Вот и всё. - Но ведь любая вратарская судьба в определенном смысле это просто цепочка случайностей. - Да нет, конечно. - Почему же? Не замени вы Руслана Нигматуллина после того, как он неудачно провел матч на Кубке Содружества в начале 1997-го года, возможно что и в историческом матче с французами на Стад де Франс в 1999-м стоял бы он. - Снова неверная информация. Насколько вы знаете, я в «Спартаке» начал играть в 1996-м. За год провел в «Спартаке» 26 матчей в чемпионате страны. Какое-то количество матчей сыграл в кубке УЕФА и говорить, что я занял место Нигматуллина благодаря какому-то стечению обстоятельств было бы неправильно. Я уже на этом месте был, до этого матча. То, что на Кубке Содружества играл Нигматуллин, было решением Романцева. - А перед чемпионатом мира в Японии, когда Романцев вызвал вас в сборную России, но все матчи в воротах стоял в итоге Нигматуллин, был хоть какой-нибудь шанс переломить ситуацию? - Шанс всегда есть. - Но на чемпионате мира вы так и не сыграли. Было обидно? - Да нет, почему обидно. Это с детства же закладывается, что играет 11 человек. Из трех вратарей - один. Кто именно – решает тренер. Я, в принципе, и ребятам сейчас говорю, с кем занимаюсь: хотите быть лучше своего конкурента, надо быть лучше во всех тренировочных упражнениях, в каждом эпизоде. - Кто вам в свое время больше нравился, как вратарь, Дмитрий Харин или Станислав Черчесов? - Харин. Для меня он был, если громкими словами сказать, как путеводная звезда: человек в 16 лет уже играл в чемпионате СССР. Очень хотелось быть, как он. В какой-то степени, мне это удалось. В 17 лет я уже играл в чемпионате страны, правда, во второй лиге, но уже основным вратарем. - А как вас занесло на Кипр в 2007-м?? - Тоже стечение обстоятельств. У меня тогда закончился контракт с ФК «Москва», и я сидел без команды. Так получилось, что позвонил агент и сказал: есть вариант поехать на Кипр. Я и поехал. - Олег Блохин, который много лет работал с греками, как-то сказал, что проблема в такой работе одна, но глобальная: обещают золотые горы – и не платят. - У меня, в принципе, такая же ситуация случилась. Сначала полгода не платили зарплату, я разорвал контракт и уехал. Подал иски во все возможные судебные инстанции на команду и на клуб, но адвокат мне сразу сказал: что, Александр, не переживай, всё получишь, но через два года, не раньше. Так и произошло. - Еще один парадокс вашей карьеры для меня заключается в уходе из пляжного футбола. Когда в 2011-м вы стали чемпионом мира, играя на песке, то не могли не понимать, как мне кажется, насколько реально сильна та команда, и что у вас есть совершенно реальная перспектива стать как минимум двукратным чемпионом мира. Что, собственно, российская сборная и сделала в 2013-м, но без вас. Почему вы вернулись? - Здесь нужно начинать с того, как я попал в пляжный футбол. Вернулся в конце 2010-го из Узбекистана, и, учитывая, что никому не был нужен, стал играть за команду парламента - тогда Борис Грызлов был спикером, и он создал футбольную команду. В этой команде играл Виталий Погодин - президент пляжного «Локомотива». И он, зная, что я без работы, позвал меня к себе. Я отнесся к предложению не слишком серьезно, поскольку вообще не видел себя в пляжном футболе, поэтому сказал нет. К тому же хорошо понимал, зачем именно меня приглашают. - И зачем же? - Пляжному футболу нужны были имена – для раскрутки. До меня в «Локомотиве» играл Алексей Смертин, вот Погодин и захотел подтянуть и меня тоже. Плюс – команде реально был нужен квалифицированный вратарь. Спустя некоторое время мы с парламентской командой полетели в Крым, который тогда был еще украинским. Играли какую-то выставочную игру даже не помню с кем – в рамках фестиваля русской словесности. И, как сейчас помню, мы едем на автобусе к самолету, Погодин поворачивается ко мне и говорит: «Саш, ты бы все-таки приехал, вдруг тебе понравится?» - Мудрый ход. - На самом деле, да. Я приехал, в Строгино, где проходил этап чемпионата страны, посмотрел игру живьем, мне реально понравилось: все очень динамично, быстро, красочно, ярко. Погодин объяснил правила, технические и тактические нюансы. Решил попробовать потренироваться и с первых же ударов, с первых же движений понял, что у меня все получается. Помогло то, что я за год до этого ездил с ташкентским «Локомотивом» на сборы в Эмираты, и там все утренние тренировки были на песке. То есть была адаптация к движению, к бегу, к тому, как правильно двигаться. Ну а потом пошли результаты. В первом же матче я стал обладателем Суперкубка - вышел, на две минуты в Самаре. Потом, на этом же этапе, сыграл все игры, во вторых периодах – подменял Андрея Бухлицкого, чтобы у него меньше была нагрузка. Все свое игровое время я тогда сыграл на «ноль», а это в пляжном футболе, по-моему, мало кому вообще удавалось. Даже приз лучшего вратаря на том этапе получил. Ну а после того, как мы выиграли суперфинал чемпионата страны в Питере, ко мне подошел тренер сборной Михаил Лихачев и сказал: «Жди вызова». Вот и получилось, что приглашали меня в пляжный футбол, как медийное лицо, а учитывая, что я в полсилы не могу в футбол играть, то, став игроком сборной России, увлекся. На первую тренировку пришел в начале июня, и за три месяца мы выиграли чемпионат страны, Евролигу и чемпионат мира. В ноябре того года стали еще обладателями Межконтинентального кубка в Дубае. - И на этом вы исчерпали весь своей интерес к пляжному футболу? - Нет. Просто там же в Эмиратах Дмитрий Анатольевич проводил свой отпуск. - Какой Дмитрий Анатольевич? - Аленичев. Уже было известно, что в Туле будет восстановлен футбольный клуб, а Аленичев станет его главным тренером. Вот он меня и соблазнил. - В одном из ваших интервью вы сказали: «В 2011-м я играл сразу за пять команд одновременно. ФК «Долгопрудный», пляжный «Локомотив», сборную страны по пляжке, за ветеранскую команду в первенстве Москвы имени Льва Яшина, за ветеранов «Спартака», и еще ездил на коммерческие турниры». У вас было столько энергии, или до такой степени нужны были деньги? - У меня и сейчас, в принципе, такой же график. Помимо сборной и академии, я играю за ветеранов, играю в ЛФЛ, езжу на какие-то другие матчи. Времени и энергии хватает, здоровье позволяет, зовут, опять же. Здесь в Долгопрудном тоже собираемся по средам. Я люблю в футбол играть. - Тоже своего рода формула счастья: жить, играть в футбол, и никакой ответственности. - Ну, почему же? Просто так играть в футбол я не люблю, мне всегда интересен результат. В этом плане у меня никогда не было проблем с тем, чтобы себя мотивировать. В 2011-м, когда меня в «Долгопрудный» позвали играющим тренером, не ставили вообще никакой задачи. Типа - я играю, как получится, параллельно воспитываю в клубе молодых ребят и раз в неделю тренирую детей в спортивной школе. Но я вполсилы не умею работать, как и играть вполноги - видимо, не приучен. В тот год был переходный период, когда три круга играли, и чемпионат растянулся на полтора года. И получилось так, что мы начали чемпионат без поражений, идем на первом месте, обыгрываем лидеров, обыгрываем всех остальных. К осени, к окончанию первых двух частей чемпионата, команда шла на первом месте, причем с отрывом. Как раз тогда Аленичев меня к себе и позвал. «Долгопрудный» завершил чемпионат уже без меня, на первом месте, вышел во вторую лигу. В ЛФЛ то же самое. Есть, есть ребята, которые просто приезжают в удовольствие мячик погонять. Я так не могу. Поэтому, наверное, мы уже два раза чемпионами стали. - Кстати, вопрос: играющий тренер - это просто возможность получать дополнительную зарплату, или реальная работа на два фронта? Как это реализуется на практике? - Я сам составлял план вратарских тренировок, утверждал его с главным тренером, ну а дальше получается, что ты сам тренируешься и сам ведешь тренировку. Сначала я не очень понимал, как к этому подойти. Но потом, с первыми тренировками пообвыкся. Нас, допустим, три вратаря. Все работают в потоке, выполняют определенные упражнения. Единственное, что реально сложно, это когда ты сам упражнение сделал, пульс высокий, язык на плече, а упражнение надо продолжать. То есть, нужно продолжать бить по воротам, делать подачи. Вот этот момент оказался немножко сложноват. Но назвался груздем – полезай в кузов. Так что тут пришлось просто терпеть. Слава Богу, хватало здоровья. Я выполнял все наравне с партнерами, не делая себе никаких поблажек, а в чем-то даже был для остальных примером. Вовремя понял, что, если хотя бы один раз себя пожалеешь – это всё, конец. - Возможно, скажу глупую вещь, но мне кажется, что ваше поколение было гораздо более развито в футбольном смысле, нежели те, кто играет сейчас. Тем, кто привык играть на безупречных полях, куча навыков просто не нужна. Но для них может стать неразрешимой проблемой то, что мяч на плохом поле или на песке может отскакивать в непредсказуемом направлении. - Я называю нынешних молодых ребят синтетическим поколением. Многие из них ведь вообще не видели натуральных полей. У меня даже был случай, когда мы поехали командой российских игроков-ветеранов в Грозный играть со сборной Италии. И я поймал себя на мысли, что в первый раз за год вышел на траву. На полях во второй лиге травы практически нигде нет. Поэтому у ребят даже нет шестишиповых бутс. Так что привычка постоянно играть на синтетике, конечно, сильно влияет. Мы же были не столько хорошо обучены, сколько всесторонне развиты. И в баскетбол умели играть, и в гандбол, и во все что угодно. Умели подтягиваться, отжиматься. Стыдно было по тем временам парню не подтягиваться 15-20 раз. В этом плане, нынешние игроки, конечно же, уступают. - Вам приходилось играть «договорняки»? - Вы знаете, как-то раз отвечал на этот вопрос. Что играть доводилось, но никогда в жизни я не брал за это денег. И потом совершенно случайно, не понял даже, каким образом, меня занесло на страницу комментариев в интернете. Типа - вот, он единственный д’Артаньян, а все остальные… Может быть, нам не стоит эту тему затрагивать, чтобы людей не провоцировать на подобные комментарии? - Я спросила лишь потому, что много лет назад делала интервью с Николаем Писаревым, где он сказал, что еще в «Торпедо» участвовал в нескольких договорных матчах, не зная этого. В одной из таких игр, где Писарев был однозначно лучшим, его на 65-й минуте просто убрали с поля, испугавшись, что ненароком в ворота мячом попадет. - В отличие от полевых игроков, вратари обычно знают о таких вещах. Просто мне отец еще в юности сказал: Саша, если ты один раз измажешься, то это на всю жизнь. Поэтому сам я никогда в эти игры не играл. Но стоять в воротах в договорных матчах пару раз приходилось. Вратарю в этом плане всегда сложно: откажешься играть, не объясняя причин, особенно если ты – основной вратарь, сразу начнутся вопросы, разбирательства. - Те вратари, с кем мне приходилось общаться, а их было достаточно много, говорили, что самое страшное для голкипера – это уступить свое место в воротах. Потому что, уступив место один раз, не факт, что сможешь вернуться обратно. - Это советское воспитание еще. Большинство нынешних вратарей даже не понимают этого. То есть, для них слова «конкуренция», боязнь потерять место в составе, не имеют такого серьезного значения. Не сыграл – значит, не сыграл, поставят в следующий раз. Не поставят – тоже ничего страшного. Как-то легко к этому сейчас относятся, очень легко. - А у вас такая боязнь была? - Конечно. Я с травмами играл. Если понимал, что могу двигаться, могу играть в воротах, то никому свое место не отдавал. У Владимира Никитича Маслаченко все пальцы от травм вообще торчали в разные стороны. У меня, слава Богу, не так, хотя со сломанным пальцем играть приходилось – даже на чемпионат мира поехал. Но просто так добровольно отдать место в воротах – ни в коем случае. - Год назад я была на сборе в Нойштифте, где сборная России готовилась к чемпионату мира, и в разговоре с главным тренером задала вопрос по поводу Игоря Акинфеева. Спросила, как как помочь человеку психологически не концентрироваться на неудачах, таких, как пропущенный Игорем гол в матче с Кореей на ЧМ в Бразилии, например. Черчесов тогда чуть ли не в приказном порядке потребовал вообще не затрагивать тему. Объяснил, что ни в коем случае нельзя давить на психику голкипера, чтобы не выбить его из психологического равновесия. Мне казалось, что вратари, тем более – вратари сборной, – это люди с достаточно устойчивой психикой, а не трепетные пташки, на которых может повлиять малейший психологический дискомфорт. - Думаю, что вопрос не в трепетных пташках, а в элементарной человеческой психологии. Как думаете, Акинфеев будет себя комфортней чувствовать, если ему постоянно напоминать об ошибках? - Нет, конечно. - Значит, тренеры сборной по-своему правы. Потому что для них психологическое состояние игрока важнее, чем вопросы журналистов. Для любого тренера главная задача заключается в том, чтобы создать команде максимально комфортные условия для подготовки. Это включает психологическую подготовку, техническую, тактическую, функциональную. В принципе, это нормально. - Как считаете, на чемпионат Европы мы без Акинфеева попадем? - Думаю, да. Почему нет? Мне, кстати, понравилось, как ребята играли последний из отборочных матчей - с Кипром. Понравилось и то, как ребята играют, и как к сопернику относятся. - Мне, например, совершенно не понравилось, как выглядел на поле Артем Дзюба. - Не забывайте, что это был второй матч после игры с Сан-Марино, где было выплеснуто много эмоций, несмотря на то, что это - Сан-Марино, и несмотря на то, что счет такой большой. Поэтому игровой спад – это естественный человеческий процесс: где-то подустал, где-то эмоции чрезмерно выплеснуты. Понятно, что болельщики хотели более яркой игры, но для меня, допустим, это нормальная ситуация. Такой футбол, в принципе, я и ожидал. - А прошлогодний чемпионат мира вы смотрели? - Да, но далеко не все матчи, поскольку был в отъезде. Но игру с Хорватией видел. - Вам хоть немножко было жалко Федора Смолова? - Нет. Жалеть взрослых мужчин, которые знают, для чего они играют, для чего выходят на поле, наверное, глупо. Почему мне должно быть кого-то жалко? - Мне казалось, что вы должны лучше, чем кто другой, понимать состояние Смолова. Состояние человека, совершившего некий роковой промах. Ведь незабитый Федором пенальти - это была та самая последняя капля, которая в одночасье перевела все стрелки на одного-единственного игрока, сделала его козлом отпущения. Точно так же, как это произошло с вами после печально известного матча с Украиной в 1999-м. - У нас со Смоловым разные ситуации были. И психологически, и житейски, и ситуативно. - Совершенно не согласна. В чем разница, пропустить решающий гол или не забить его? - Давайте, попробую объяснить. Разница между вратарем и нападающим заключается в том, что вратарь реагирует на ситуацию, происходящую на поле. А нападающий ее создает. Федор мог пробить как угодно. Можно пробить «девятку», и точно так же не забить. А можно сделать «паненку». Это не показывает уровень мастерства игрока. Это показывает его отношение к задаче. И это сам Смолов принимал решение пробить так, а не иначе. Можно сказать, что я тоже принимал решение, как именно отбить мяч в том матче с Украиной. Но я принимал его, исходя из уже имеющейся реальности. У меня не было какого-то намерения побаловаться, повеселить друзей. Поэтому и говорю, что эти две ситуации совершенно различны. - Если говорить о мировых футбольных клубах, какой из них вы могли бы назвать эталонным? - Хороший вопрос. Это для меня как вопрос с голосованием. Я вот не хожу голосовать, и меня все время спрашивают, почему? Да потому, что прежде чем идти голосовать за какую-то партию, надо хотя бы прочитать предвыборные программы, выбрать наиболее подходящую, и уже потом идти на выборы. То есть, потратить кучу времени, которого у меня просто нет. Просто так ставить галочку я не хочу. То же самое и здесь. Мне, допустим, симпатичен футбол, в который играют «Барселона» и «Мансити», но как устроена инфраструктура в этих клубах, менеждмент, чем они отличаются от того, что имеется в «Реале», «Милане», или «ПСЖ», для меня темный лес. Значит, и оценить это я не могу. - Много раз слышала, что «Барселона» очень напоминает романцевский «Спартак». И что совершенно не факт, что игрок, выросший в «Барселоне», сумеет адаптироваться в другом клубе - Меня всегда удивляют разговоры о том, что надо забыть спартаковский, романцевский, бесковский футбол и играть в какой-то другой. «Барселона» играет в свой футбол, это факт, но в той же Испании, многие клубы играют похожим образом. Стараются играть, контролируя мяч, а не просто, как получится. Спартаковский футбол ассоциируют с кружевами какими-то, с какими-то забеганиями, «стеночками». Но это поверхностный взгляд. Я бы охарактеризовал спартаковский футбол как умный футбол. Тот же Олег Иванович нас учил: зачем делать десять передач на пути к воротам соперника, если можно одной передачей, реализовать эту цель? Если человек может сделать точную передачу в ногу на 50 метров, почему этим не пользоваться? - Пытаюсь представить себе игрока российского чемпионата, способного сделать точную передачу на 50 метров… - Это уже другой вопрос. Поэтому надежнее сделать несколько точных передач без риска потерять мяч. Это многослойный, конечно, разговор. Но, опять же, футбол должен быть именно умным. И открывания, и передачи. В любом футболе во главе угла стоит задача победить, просто каждый идет к этому своими методами, своими возможностями. Многие тренеры и хотели бы добиться результата, но просто не знают, как к этому подступиться. Не научили их. Я сам сейчас открываю для себя очень много нового. Читаю тренерскую литературу, много общаюсь с людьми. Из вратарей мне, например, всегда были интересны Петер Шмейхель, Эдвин ван дер Сар, Буффон, хотя недавно я прочитал книжку итальянца, и мне она не понравилась. Слишком все поверхностно. Хотелось бы больше окунуться в переживания, в ощущения, в чувства, эмоции. В то, что внутри у человека происходит. Как он готовится к играм, как тренируется, какие после игр ощущения… В этом плане мне понравилась книга Иво Виктора. Кстати, когда у Олега Ивановича была презентация книги, ему задали вопрос, не хочет ли он под свое имя создать какую-то тренерскую академию, чтобы передавать свои знания, умения, опыт. - И что он ответил? - Отказался. Сказал, что больше не хочет чем-либо руководить, и что-либо организовывать. Перекипело у него это всё уже, отболело… - Вам когда-нибудь бывало страшно стоять в воротах? - Ничего не боится, наверное, только психически нездоровый человек. - Объясню, что имею в виду. В прыжках в воду самое страшное – увидеть, как перед тобой кто-то сильно травмировался. Сильно ударился о воду, или об вышку. Такие прецеденты надолго застревают в голове, оставляют панический страх, который не выбить ничем. Вратарю ведь тоже много всего разного лезет в голову, особенно после таких ситуаций, как случились в свое время с Петром Чехом, с Сергеем Перхуном. - Если так на все реагировать, вообще не надо выходить на футбольное поле. У меня, могу честно сказать, никогда не возникало ассоциаций с тяжелыми травмами, которые случались с другими вратарями. Может быть, свою роль сыграли как раз отцовские советы. Я видел, как он играл на любительском уровне, уже когда закончил карьеру. Там зачастую не очень хорошо понимают, как и почему человек может нанести травму или получить ее, когда несется вперед не сворачивая, не останавливаясь. Отец в таких ситуациях и корпус жестче ставил, и ногу – старался максимально себя обезопасить. Объяснял мне, почему и что он делает, как именно это делает. На каком-то уровне подсознания это с детства было в меня заложено: воспринимать каждую ситуацию максимально собранно. Когда Веллитон Володе Габулову скулу сломал, я даже подумал о том, что со мной подобного скорее всего не произошло бы. У Габулова голова в момент столкновения была немного приподнята, а руки опущены. Если бы голова оставалась на одном уровне с руками, вероятность травмы была бы сильно ниже. Или, допустим, травма, которая произошла при участии Веллитона и Акинфеева. Бразилец по большому счету был не при чем - Игорь сам на долю секунды расслабился при столкновении, приземление получилось травмоопасным, а нужно было быть просто максимально сконцентрированным. Я постоянно учу этому своих ребят, если вижу, что выполнение упражнений идет немножко вальяжно. Постоянно напоминаю, что нельзя быть на поле расслабленным, особенно в столкновении. В момент столкновения не нападающий должен вас столкнуть, а вы - его. Именно вы должны дать понять сопернику, что вы здесь главный, что вас ничто не смутит, ничто не собьет с цели, ничто не помешает завладеть мячом. У меня были интересные в этом отношении случаи в том же пляжном футболе. Бросаюсь за мячом, вперед головой, получилось так, корпусом. И нападающий попадает мне ногой в плечо. Если бы я на долю секунды расслабился, на долю секунды подумал, что он ногу в последний момент уберет, была бы серьезная травма, хоть в пляжном футболе и нет шипов. А так парень в меня воткнулся, упал, начал кричать. Судья настолько растерялся, что даже игру остановил. Или вот такой момент был. Мы играли в ФНЛ, в Нальчике. Я выскакиваю за пределы штрафной, ногой, выбиваю мяч и в этот момент мне в ногу попадает нога соперника. Эту ногу он в итоге и сломал. Уже потом мне ребята местные рассказали, что этот игрок на тренировках всегда до конца бежит, не сворачивает. Что вратари на него постоянно жалуются. Но я-то не хотел травму нанести, просто играл в мяч. - Если бы сейчас вы были главным тренером российской сборной, на кого из вратарей сделали бы основную ставку? - У меня сейчас мысли немножко о другом: кто в нашей юношеской команде будет первым вратарем. У нас их два и оба хороши. Но это - приятная головная боль, когда из двух хороших вратарей нужно выбрать одного. - А ведь для кого-то ваш выбор может стать трагедией. - На этот счет я ребятам всегда говорю: такова вратарская доля. Вы это дело выбрали, причем осознанно. Поэтому надо просто терпеть. Терпеть и становиться лучше. 2019 год
|
Футбол - Тренеры 
