|
|
|
|
|
||
Свое стихотворение, написанное специально к семидесятилетию Игоря Москвина, его ученик Игорь Бобрин десять лет спустя в разговоре со мной вспомнить уже не смог. А может быть просто не захотел читать его вслух – слишком личными получились адресованные тренеру слова, чтобы декламировать их постороннему в общем-то человеку, да еще под включенный диктофон. Я нашла эти строки позже – в биографическом повествовании о жизни Бобрина, где фигурист вспоминал своего тренера с необыкновенной теплотой и любовью. Сейчас неважны объясненья, Сегодня непристоен блеф. В семидесятый день рожденья Вы для меня все тот же Шеф! Не слыша Вас, представить я готов, Как Вы оцените те мысли, что родились. Скрыв добрый взгляд за строгостью очков, Вы говорите мне: иди, твори из снов, Которые другим еще не снились! * * * Десять лет спустя - летом 2009-го, накануне 80-летнего юбилея великого тренера я специально приехала в Санкт-Петербург. - Не говорите Игорю, что вы приехали из-за него, - заговорщицки предупредила меня Москвина. – В связи с юбилеем мужа начали так сильно донимать вниманием журналисты, что он теперь вообще наотрез отказывается общаться с прессой. Просто приезжайте на каток. Мы с Игорем подъедем туда вдвоем, но у меня будет тренировка, а вот он будет свободен. Я удивилась тогда. Поинтересовалась, с каких пор Москвин свободен во время тренировок группы и почему перестал работать с парой Ксения Озерова и Александр Энберт, с которой персонально занимался довольно много времени. - Такое решение приняла я, - после паузы ответила Тамара, причем было заметно, что говорить на эту тему ей тяжеловато. - Игорю 80 лет. Ему уже сложно ездить с фигуристами на соревнования, а не ездить нельзя. К тому же он наотрез отказывается принимать новые правила. Я же считаю такое отношение бессмысленным. В жизни, согласитесь, вообще много правил, которые вызывают внутренний протест. Вас же, как водителя, наверняка раздражают какие-то правила ГИБДД? Но их, тем не менее, нужно выполнять. Но дело даже не в этом. Игорь очень азартен в работе. В тренировках это можно только приветствовать. А вот когда азарт сочетается со стрессом соревнований – это прямая угроза инфаркта. Я не хочу потерять мужа. * * * Москвин удивился, увидев меня на катке. Даже, как мне показалось, обрадовался. Но стоило мне достать из сумки диктофон, Игорь Борисович с сомнением в голосе спросил: - Думаете, нужно? Ведь ничего хорошего я о современном фигурном катании не скажу. - Почему? - Потому что не вижу творческого продвижения наверх. Слишком сильно все заключены в клетку новых правил. Все, что этими правилами не предписано, просто не оценивается. Удобно устроившись за столиком кафе, куда мне все-таки удалось затащить тренера «на разговор», Москвин продолжал: - В парном катании, например, есть ряд важных для меня позиций. Например, расстояние, на котором партнеры в процессе выступления находятся относительно друг друга. Чем оно ближе, тем сложнее и рискованее катание. Это, если разобраться, и есть самое сложное. Но об этом сейчас говорится разве что мимоходом. А сложность высасывается из совершенно непонятных мне вещей. Взять, к примеру, подкрутку. Если партнерша во время полета прижимает руки к груди – это одна стоимость. А вот если у нее руки над головой – уже другая, несколько выше. Я спросил на одном из семинаров: а если у партнерши над головой будет одна рука? А второй спортсменка будет, скажем, в носу ковырять? Это ж тоже сложно – на тройном обороте пальцем в нос попасть. - Смеетесь? - Отнюдь. Еще пример приведу. Когда я работал с Ксенией Озеровой и Александром Энбертом, то придумал такой композиционный ход: спортсмены исполняют параллельное вращение, затем на выезде расходятся в разные стороны и делают прыжок навстречу. У тех, кто смотрит со стороны судейской ложи или с трибуны, в этот момент душа замирает. Потому что складывается впечатление, что фигуристы летят друг на друга. Алексей Мишин, когда это у нас в тренировке увидел, очень впечатлился: «Вот это фишка!» Но ведь это же не может никаким образом отразиться на оценке. Ни на сложности, ни на чем. И зачем тогда тренеру вообще думать? - Но вы же думаете? - Думаю. И много лет работал именно так. Взять вращения: сейчас, например, придумали, что фигурист должен в процессе вращения менять точку опоры. Зачем? Разве это – суть элемента? Почему тогда не предложить балеринам исполнять фуэте на пятках? Не нужны эти нелепости, понимаете? Во вращениях самое главное – это скорость, центровка и различие поз. Какое кому дело, на каком ребре это делается? Не говорю уже о том, что в моем понимании правила – это закон. Который должен быть непреложным хотя бы на протяжении четырехлетнего олимпийского цикла. Его нельзя уточнять каждый сезон. Мы же постоянно вынуждены что-то усложнять или переоценивать. Когда Тамара привезла мне новую редакцию правил и я их прочитал, у меня возникло слишком много вопросов. - Именно поэтому вы перестали тренировать? - Да. - Но по-прежнему помогаете супруге работать с парами? - Официально – нет. Официально я на пенсии. * * * Разговаривать с Москвиным о фигурном катании можно было бесконечно. - В 1955-м я поехал на чемпионат мира в Вену, - вспоминал он. – Не выступать, а в качестве наблюдателя. Знакомый снабдил меня кинокамерой, показал, как нужно ее заряжать, и с этой камерой я поехал. Старался снимать как можно больше. Этот фильм существует в моей домашней видеотеке до сих пор. Понятно, что пленка пересыхает, лопается, трескается, да и проекторов под такую пленку уже не выпускают, но пленки все в сохранности - около трехсот больших дисков. Я снимал потом все соревнования, на которых приходилось бывать. С 1955-го и до самого конца 60-х. В Москве существовали специальные мастерские, где обрабатывали кинопленки, мне проявляли все, что удалось отснять, разрезали, убирали лишние кадры, стыковали, потом все перематывалось на кассету... Мы часто собирались вместе со спортсменами, смотрели эти фильмы, разбирали увиденное. Придумывали даже новые элементы, причем очень интересным образом: брали пленку и прокручивали ее задом наперед. Интересная история была связана с одним из тодесов Белоусовой и Протопопова. Раньше ведь существовал только один вид тодеса – «назад-наружу». Как-то на одной из тренировок Милу раскрутило в этом элементе слишком сильно, она подставила на лед правую ногу и несколько мгновений стояла на внутреннем ребре. Я случайно это заметил и ухватился мертвой хваткой: мол, давай-ка еще раз - все то же самое, только уже сознательно. Мила и сделала. С первой же попытки проехала на внутреннем ребре половину круга. Вот так из нечаянной ошибки родился совершенно новый элемент. Тодес «назад-внутрь», или, как его впоследствии стали называть, «Спираль смерти». Тодесы вперед – другая история. Их первыми начали делать Тамара с Лешей Мишиным. Когда они выучили тодес «вперед-внутрь» мы назвали новый элемент «Цветок»: Тамара в нем очень изящно держала ногу. Тем более тогда было принято давать элементам красивые и даже поэтические названия. Мила и Олег, естественно, все это видели, кое-что перенимали. Мы хоть уже и не работали вместе, но продолжали кататься на одном льду. Никто ни от кого ничего не скрывал. Это потом Протопопов потребовал, чтобы все окна на нижнем ярусе «Юбилейного» были завешены непрозрачной тканью, чтобы посторонние не подсматривали за тем, как они с Милой катаются. Кстати, нечто подобное пытался воспроизвести Леша Мишин. Когда из его группы ушел Леша Ягудин и остался только Женя Плющенко, Мишин попросил заклеить бумагой окна тех комнат на втором этаже, которые выходят на лед. Мол, кто-то постоянно подсматривает за тренировками, снимает и выкладывает ролики в интернет. - Мишин, помню, часто высказывал недовольство тем, что другие тренеры и спортсмены заимствуют все его наработки. - Конечно, бывает обидно, когда придуманные тобой элементы тиражируют другие. Тамара, например, в свое время первой сделала на льду вращение в вертикальном шпагате. Причем сделала за двадцать лет до того, как в фигурном катании это вращение показала швейцарка Дениз Бильман, после чего элемент и был назван ее именем – «Бильман». Нам ведь в те годы и в голову не приходило ничего фиксировать. Фотографии этого элемента в исполнении Тамары имелись, но только и всего. К тому же Дениз Бильман почти сразу после своего появления стала чемпионкой мира. Понятно, что к ее катанию было приковано всеобщее внимание. А кем по сравнению с ней была одиночница Тамара Братусь? Никем. Ее и не помнил никто. - Артур Дмитриев сказал мне как-то, что очень жалеет, что не записывал за вами все, что вы придумывали на тренировках. - Я ведь придумывал постоянно. Те же шаги. Причем делал это не ради самих шагов, а для того, чтобы дополнительно развивать механику и автоматику движений на льду. И, соответственно, совершенствовать катание в целом. Шаги в фигурном катании – это своего рода экзерсисы, тренировка владения коньком. Ведь любое самое высокое мастерство основано на умении хорошо делать элементарные вещи. Это – закон. Очень часто, обучая того или иного спортсмена какой-то комбинации, я говорил: «А теперь – все то же самое, но с другой ноги и в другую сторону». Львиная доля времени при этом у многих уходит на то, чтобы сообразить, куда какую ногу ставить и на каком ребре ехать. - А новые поддержки вам придумывать приходилось? - Все поддержки, которые существуют сейчас, так или иначе сделаны с моим участием. Мы ведь вышли на мировую арену в парном катании когда из поддержек делалось только «лассо» и так называемая «свечка», когда партнер держит партнершу за бедро. Правила того времени предписывали исполнять поддержки так, чтобы они представляли собой единое плавное движение. Сначала вверх, потом вниз. Это сейчас, подняв партнершу вверх, партнер ходит с ней по льду. Тогда подобное просто запрещалось. И правильно, кстати. Самое сложное в поддержке – это поднять и опустить. Все остальное - сущая ерунда. * * * Во время беседы у Москвина вдруг зазвонил телефон. Услышав голос в трубке, Игорь Борисович расплылся в улыбке. - Юко, здравствуй! Ты все переживаешь, что я огорчил тебя своим напоминанием, что на тулупе нужно идти вперед? Я корю себя за то, что слишком часто напоминал тебе об этом. Но ты не забывай. Иначе хорошего выезда у тебя не будет. Дождавшись, когда тренер закончит разговор, я спросила: - Скучаете по серьезной работе? - Дело не в этом, - вздохнул Москвин. – Я работаю сейчас с довольно маленькими детьми. Одной девочке 13 лет, она не очень хорошо учится в школе и маме хочется, чтобы девочка поступила в институт физкультуры. Для этого нужен спортивный разряд. Но дело в том, что девочка с самого начала была научена плохо. Не понимает движений, не может воспроизвести. Переучивать – это как сеять на паханной-перепаханной земле. Никогда нет уверенности, что вырастет что-то достойное. Работать, ни к чему не стремясь, только для того, чтобы получать деньги, я не приучен. А родители думают, что я – волшебник. Тим-тим-тирибум! Выдернул волосок из бороды, и человек, который за семь-восемь лет ничему не научился, стал чемпионом. Я прекрасно понимаю Тамару. Может быть, она внутренне и соглашается с моим мнением, когда речь идет о фигурном катании, но никогда не показывает этого. Мне любит повторять: «Ты смотришь очень узко». В свое время я говорил, например, что хорошо бы в параллельном прыжке поставить фигуристов поближе друг к другу. Но Тамара руководствуется тем, что за большое расстояние между партнерами судьи оценку не снижают. Значит, не стоит тратить на это время. Если бы мне было 40 лет, или 50, я бы боролся. Старался бы изменить ситуацию, учить людей. Правида – это не догма. Тем более безграмотные правила. Есть же законы. Законы той же сцены. И не надо говорить, что это – правила Международного союза конькобежцев - ИСУ. ИСУ – это конкретные люди. Многие из них не катались сами, не учили других людей. Откуда они могут знать, как должно быть? Просто людям захотелось остаться таким образом в истории фигурного катания. Своего рода вехой. А веха – это совсем другое. Художественный подход к фигурному катанию, который начался с эпохи Белоусовой и Протопопова, был вехой, новым словом. Благодаря им стали появляться программы с вступлением, развитием, кульминацией, финалом. Как у Станиславского – если ружье висит на стене, оно обязательно должно выстрелить. Когда в мужском одиночном катании появился Толлер Крэнстон, это было продолжением развития той же самой линии. Потом таких фигуристов не стало, пошел набор сложных прыжков. Но усложнение того, что есть – не веха. Это – естественное развитие вида спорта. - С такими взглядами вам должно быть интереснее, кто как катается, а не кто побеждает. - Так оно и есть. Просто за тех же Юко и Сашу я болею, поскольку немало с ними работал. Поэтому их результат мне интересен. Даже при том, что я не согласен с некоторыми вещами в их исполнении. - Выходить на лед в коньках вы перестали после перенесенной в Америке болезни? - Значительно раньше. Когда Тамара носила нашу старшую дочку,у нее сильно отекали ноги, и она пользовалась моими коньками. Но их украли. Зачем – непонятно. Старые ведь были. Потом пошла мода на короткие ботинки, к которым моя нога не привыкла. На этом катательная эпопея закончилась. Может, к лучшему. Когда сам не катаешься, взгляд более точный. Не говоря уже о том, что тренер на коньках создает дополнительные неудобства тем, кто на льду. Его ведь надо объезжать постоянно. - Мне как раз казалось, что тренер на льду в некотором роде играет роль циркового дрессировщика с хлыстом. - Этого не нужно. У тренера должны найтись слова, чтобы объяснить спортсменам, что ты от них хочешь. Это гораздо полезнее. В свое время я много думал о том, почему, например, великие чемпионы не становятся сильными тренерами – по крайней мере в нашем виде спорта так часто получается. - И нашли ответ? - Конечно. Потому что великие чувствуют себя великими. Отталкиваются не от какого-то анализа или законов физики и биомеханики, а от своих собственных ощущений. Стараются передать их ученикам и искренне уверены, что это - тот самый прием, который принесет успех. А нужно просто делать все правильно. Как фигурист, мне, например, всегда очень нравился Брайан Бойтано. Он был очень изобретательным. Как и Курт Браунинг. Особенно в те годы, когда начал выступать, как профессионал, и на него перестала давить нервная обстановка больших соревнований. Еще в более ранние времена мне очень нравился канадец Дональд Джексон. Перед тем, как выиграть чемпионат мира в 1962 году он начал делать тройной лутц, причем выезжал его всего раз пять за все время, что учил. Шестой раз пришелся на соревнования и Джексон прыгнул! За счет этого и опередил чеха Карла Дивина, хотя тот со значительным преимуществом выиграл на том чемпионате обязательные фигуры. Это была сенсация. Даже Дивин потом восторгался, что Джексон все-таки сделал этот лутц. И стал первым, кому удалось выполнить тройной лутц на соревнованиях. А тот же Дивин совершенно потрясающе владел техникой конька. Прыжок в волчок он делал так, как даже сейчас никто не делает: Коленка аж под мышкой была во время вращения. На обязательных фигурах его никогда не корежило, стоял всегда ровненько, полностью чувствовал вес и инерцию своего тела. Совершенно другая категория – хорошие тренеры. Брайан Орсер не был великим фигуристом, но у него была великолепная коньковая техника, прекрасное чувство баланса. Наверное поэтому и научить умеет так, как надо. Спортивным «потолком» великого Карло Фасси были две победы на чемпионатах Европы в 1953-м и 54-м. То есть чемпионом он был средней руки. Но учил замечательно. Никогда, кстати, не давал персональных уроков – работал исключительно в групе. Как и Ютта Мюллер. Ее козырем всегда была сильная группа и железная дисциплина. В целом же, как любил говорить мне Николай Панин, первый и основной закон фигурного катания заключается в постоянном владении собственным весом и инерцией своего тела при постоянных скручиваниях и раскручиванием верхней части тела относительно нижней. Допустим, конек идет влево, а верх поворачивается вправо. Для того, чтобы создать крутку для прыжка, одна часть тела должна стоять неподвижно, а вторая – делать замах и создавать инерцию. Тогда все получится. А вот если встать на мыльный пол – ничего не выйдет. * * * Когда интервью было закончено, и мы с Москвиной отправились из «Юбилейного» в Академию фигурного катания, чтобы продолжить разговор в машине, Тамара вдруг сказала: - Игорь – гораздо более хороший тренер, чем я, и я признаю это не для красного словца, а потому что так оно и есть. Он первым привнес в парное катание хореографию - еще в те времена, когда я каталась, как одиночница, приглашал на каток хореографа Кировского театра Дмитрия Кузнецова. Для Юры Овчинникова приглашал известного балетного танцовщика Барышникова: Миша приходил к нам в Юбилейный и помогал ставить программы. А главное – муж сделал то, что не удалось больше никому: сначала подготовил очень большую плеяду тренеров, работая в институте, а потом тренерами стали работать все его бывшие спортсмены. Не потому, что больше деваться было некуда, а потому, что Игорь потрясающе умел заразить тренерской работой, привить к ней любовь. Благодаря ему я поняла, что заставлять окружающих делать все так, как хочешь ты, в жизни совершенно не главное. Не нужно заставлять человека застегивать последнюю пуговицу на рубашке и повязывать галстук, или надевать пиджак, вместо свитера, зная, что из-за этого у него портится настроение. В любом деле, будь то семья, или работа, можно рассориться за один миг. И не факт, что потом отношения удастся восстановить. - Вам важно мнение мужа о том, что вы делаете? - Да. - А его, когда он с вами работал, интересовало мнение окружающих? - Думаю, нет. Игорь всегда был очень в себе уверен. И долгое время был для меня ориентиром. Однажды, правда, когда я начала тренировать самостоятельно, как-то заметил по поводу одной из моих задумок: «Не делай этого». Я не послушала, рассудив, что сама уже все знаю. А спустя десять лет пришла к нему и сказала: «Игорь, помнишь, как ты предупреждал меня, что этого делать не нужно? Какая же я дура, что потратила 10 лет на то, чтобы убедиться: ты был прав». * * * В фигурном катании любят говорить, что настоящая пара – это лишь та, где партнеров совершенно невозможно представить отдельно друг от друга. Белоусову без Протопопова, например. Или Катю Гордееву без Сергея Гринькова. Когда Сергей трагически и внезапно ушел из жизни, Катя больше никогда не выходила на спортивный лед с другим партнером. Просто не могла представить, как можно впустить третьего человека в тот мир, который много лет принадлежал только ей и Сергею. Мне доводилось знать немало не только спортивных пар, но и тренерских. Москвины – совершенно особый случай. Каждый раз когда я вижу их вместе, стоящих у борта или привычно конфликтующих на тренировке, ловлю себя на том, что начинаю улыбаться. И никогда не спешу подойти ближе – не хочется нарушить удивительную и очень осязаемую химию. Они всегда неразрывно вместе. Даже когда стоят по разные стороны катка, расходятся по разным комнатам в квартире или на даче или вообще находятся в разных уголках страны и разговаривают друг с другом по телефону. «Тамара никогда ничего не боится, потому что за ее спиной всегда есть Игорь, - сказала мне как-то Татьяна Тарасова». Это действительно так. Мы продолжаем регулярно встречаться на соревнованиях и каждый раз я по-женски слегка завидую Москвиной. Да и себе тоже – что имею счастье общаться с Игорем Борисовичем и Тамарой. Это похоже на объяснение в любви? Я хочу, чтобы было похоже…
|
Игорь и Тамара Москвины: «Лед для двоих» 
