Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет
Главная
От автора
Вокруг спорта
Комментарии
Водные виды спорта
Гимнастика
Единоборства
Игры
Легкая атлетика
Лыжный спорт
Технические виды
Фигурное катание
Футбол
Хоккей
Олимпийские игры
От А до Я...
Материалы по годам...
Translations
Авторский раздел
COOLинария
Telegram
Блог

Легкая атлетика - Тренеры
Валерий Куличенко:
«НА ИГРАХ-1980
НАИБОЛЕЕ ЦЕННЫМ БЫЛИ НЕ МЕДАЛИ, А АТМОСФЕРА»
Валерий Куличенко
Фото © Андрей Фетисов
на снимке Валерий Куличенко

Московская Олимпиада-80 была грандиозным праздником и не менее грандиозным стратегическим проектом страны, считает один из самых успешных тренеров тех Игр Валерий Куличенко. Сборная СССР по легкой атлетике, за женскую часть которой отвечал этот специалист, завоевала 15 золотых, 14 серебряных и 12 бронзовых наград. 
В интервью RT Куличенко впервые рассказал, почему запретил переливать своим спортсменкам кровь, развеял легенду о тайных записках главного фармаколога команды Григория Воробьева и вспомнил обстоятельства двух своих отставок.

— Готовились мы к той Олимпиаде, конечно, по-страшному, — вспоминает тренер, с которым после долгого периода изоляции мы встретились на его территории — в знаменитом доме на набережной напротив Кремля. Квартиру в этом доме специалист получил как раз после Игр в Москве — благодаря ходатайству перед высшим руководством страны тогдашнего спортивного министра Сергея Павлова.

— Покойный Валентин Сыч (заместитель председателя Спорткомитета СССР — прим) держал все команды в кулаке, — продолжает мой собеседник. — Он регулярно собирал планерки с участием всех руководителей олимпийских команд, и этих совещаний тренеры боялись, как огня. Потому что Сыч досконально знал все, что происходит в сборных. Если замечал в докладе тренера ту или иную неточность, устраивал человеку публичный разнос, не выбирая выражений. Главной установкой Спорткомитета тогда была позиция, что за все, что происходит в команде, несет ответственность старший тренер. Поэтому личные наставники в сборных командах не должны были находиться вообще. Единственным исключением в нашей команде был Николай Малышев — личный тренер Татьяны Казанкиной, которая, как двукратная олимпийская чемпионка монреальской Олимпиады, была тогда на особом счету. Кроме нее у Малышева тренировались еще две спортсменки, поэтому мы и пошли на такой шаг.

— Это правда, что в ходе той Олимпиады вы отказались получать знак заслуженного тренера СССР?

— Не совсем так. Тогда ведь звание заслуженного тренера, как и звание заслуженного мастера спорта, давали только за олимпийскую победу. Или за две победы на чемпионате мира.  Когда Надя Олизаренко выиграла золото на дистанции 800 м с мировым рекордом, Сыч мне сказал: мол, готовься: получишь значок на утренней торжественной линейке — была такая традиция награждать спортсменов и тренеров сразу после победы. Вот я и попросил присвоить звание не мне, а Борису Гноевому — личному тренеру Нади, который в свое время нашел эту спортсменку и довел до уровня мастера спорта, прежде чем она попала ко мне в сборную. Сыча я тогда уговорил, хоть и со скрипом. Сам позвонил Борису, сделал ему пропуск в олимпийскую деревню. А уже в самом конце Олимпиады  звание заслуженного тренера вручили и мне.

— В исторических архивах существует записка, которую генеральный секретать ЦК КПСС Леонид Брежнев направил секретарю ЦК Константину Черненко в 1975-м. То есть, спустя год после того, как Москва получила право провести Олимпиаду-80. В этой записке генсек выражал большие сомнения в том, что Игры вообще нужны нашей стране — слишком они затратны и непредсказуемы в плане политических диверсий. Брежнев даже предлагал рассмотреть на Политбюро вариант отказа от Игр — с уплатой штрафа.

— Вполне допускаю, что Олимпиада действительно могла бы не состояться, если бы не Сергей Павлов (председатель Спорткомитета СССР — прим). В то время его политический вес был невероятно велик, к тому же именно Павлов добился того, что наша страна получила право провести Игры-80 в Москве. Слухи о том, что генсек был не в восторге, действительно ходили, хотя мне кажется, что на самом деле этот вопрос всерьез не обсуждался. Все-таки СССР по тем временам реально был грандиозной спортивной державой, да и сами Игры стали  для страны потрясающим праздником. Рыдали ведь все, когда на церемонии закрытия Игр олимпийский мишка в небо улетал. А открывал Олимпиаду наш легкоатлет Виктор Санеев — зажигал на стадионе олимпийский огонь.

— Санеев стал на тех Играх вторым, хотя знаю, что знаменосца сборной, как и факелоносца, негласно выбирали из числа атлетов, которые не должны потерпеть поражения ни при каких обстоятельствах. Когда на Играх в Сеуле было решено доверить знамя 20-летнему Александру Карелину, от руководства борцовской команды требовали чуть ли не гарантию, что этот спортсмен выиграет олимпийское золото.

— Санеев уже был к тому времени трехкратным олимпийским чемпионом, поэтому его и выбрали. Когда в 2000-м я привёз команду на Олимпийские игры в Сидней, то специально разыскал Виктора, который уже много лет жил в Австралии, и пригласил его в команду, познакомить с ребятами. Он тогда, кстати, и рассказал, как по собственной глупости проиграл в Москве эстонцу Яаку Уудмяэ — чиркнул по земле шипами во время тройного прыжка. 

— Это правда, что специально подготовленные служащие Лужников  в ходе состязаний копьеметателей настежь открывали противоположные ворота стадиона, чтобы сквозной поток воздуха нес «советские» копья дальше?

— История красивая, но не думаю, что она реальна. Таким образом можно, наверное, повлиять на результат, добиться преимушества в пару-тройку сантиметров. Но наш Дайнис Кула тогда выиграл у Сергея Макарова более полутора метров, а тот в свою очередь опередил немца Ханиша на 2,92. Так что сказки всё это. Другой вопрос, что под конец Игр, когда у советских легкоатлетов было уже под четыре десятка медалей, и они продолжали сыпаться, тот же Сыч смеялся: мол, успокойтесь уже, хватит... Мы же просто радовались, понимали, что сделали для страны великое дело.

— Вы ведь не могли заранее знать, что все сложится до такой степени успешно. Или были основания предполагать, что результат окажется выдающимся?

— На тот результат тогда работали очень многие люди. Года за два до Игр всем главным и старшим тренерам было велено составить списки спортсменов, которые могли претендовать на медали — с тем, чтобы их курировали ведущие специалисты Академии наук. Это кураторство касалось прежде всего медицинских вопросов, связанных со здоровьем людей, с их восстановлением и, соответственно, способностью показывать высокие результаты.

— У вас, как у тренера, не было опасения, что методы могут оказаться запрещенными?

— В тот период многое ведь было разрешено. Например, считался абсолютно легальным метод гемотрансфузии, когда у спортсмена забирался определенный объем крови, эта кровь обрабатывалась на центрифуге, а перед стартом, обогащенная эритроцитами, возвращалась тому же самому спортсмену. У наших спортсменов на каком-то из последних предолимпийских сборов тоже кровь взяли, но вы помните, какая во время Игр стояла погода?

— Было очень жарко.

— Именно. Мне тогда позвонил тренер Ниеле Сабайте — эта спортсменка была серебряным призером Игр-1972 в Мюнхене в беге на 800 метров.  Тогда Литва имела хорошие контакты с Западом, и информации, в том числе относительно фармакологии, у тамошних специалистов было достаточно много. Так вот тренер мне и сказал: мол, ни в коем случае не позволяй переливать своим девчонкам кровь, потому что на жаре сильно повышается ее вязкость, и сердце перестает справляться с проталкиванием.
Перед Играми от Сыча поступила команда отправлять всю команду в институт крови и делать спортсменам обратное переливание. Я тогда пришел к Валентину Лукичу и сказал, что делать этого не стану. Объяснил, почему. Сыч долго на меня орал, топал ногами, и в итоге мы договорились до того, что в случае неудачного выступления женской команды я немедленно пишу заявление об уходе и оставляю свой пост.

— Но ведь наверняка были и такие, кто подчинился?

— Были. Не стану называть имена, но ни один из спортсменов, кому сделали переливание, не сумел показать результат — еле доползали по той жаре до финиша. Не знаю уж, нужно об этом сейчас говорить?

— А почему нет, если разрешенными фармакологическими методами всегда пользовались все ведущие спортсмены мира?

— Это действительно так. Сейчас, например, стало известно о том, что британцы в ходе Игр-2012 использовали экспериментальный препарат, разработанный для спецназа США и позволяющий повысить выносливость и стрессоустойчивость. В свое время у нас точно так же использовался бромантан — препарат, который был разработан для советских солдат в Афганистане. Все это было и есть, никуда от этого не денешься.

— Многие из подобных препаратов сейчас проходят по разряду терапевтических исключений.

— Когда подобная практика в спорте только появилась, мы оказались в дурацком положении: врачей, способных профессионально разбираться в этом направлении, в стране не нашлось, а весь мир двинулся именно этим путем. Тогда, собственно, мы сразу очень сильно отстали. К сожалению, у нас до сих пор нет сильных спортивных врачей. Что они могут порекомендовать спортсмену? Только то, что им выдадут. Вот и рекомендуют одно и то же и спринтерам, и марафонцам, и метателям. Так разве можно?

— Юрий Каминский, который в этом сезоне начал работу с биатлонистами, на первом же сборе сделал стойку на то, что в рационе спортсменов катастрофически не хватает белка и аминокислот.

— Ну так чему здесь удивляться? Пришел профессионал, который досконально разбирается в своем деле. Простой пример приведу: нам надо, допустим, построить мышцу. Она состоит из волокон и миофибрилл, между которыми расположены митохондрии. Митохондрии окисляются кислородом и дают энергию. Больше митохондрий — больше энергии: человек получает способность выполнять в тренировках более тяжелую нагрузку, соответственно, будет иметь преимущество на  финише, особенно если его мышцы генетически расположены к той специализации, которой он занимается. Но самое здесь интересное, что миофибриллы развиваются только во время сна. Соответственно все препараты, которые способствуют их развитию, нужно принимать на ночь. Кто-то из нынешних врачей об этом знает? Полагаю, что нет — никого это не интересует. И получается, что препарат, принятый в другое время, превращается в пустышку.  

— Возвращаясь к московской Олимпиаде, могли бы выделить самую ценную для себя медаль?

— Наверное, спринт — Люда Кондратьева выиграла спринт у немок. Наиболее ценным на самом деле были не медали, а атмосфера соревнований: все уверенные в себе, все смеются, нет ни одного хмурого лица.

— И никаких ЧП за всю Олимпиаду?

— Удивительно, но не было. Понятно, что все команды сопровождали ребята с погонами, но это внимание не было навязчивым. Не так, как бывало на других соревнованиях за границей, когда в последний день команду везут на три часа в громадный торговый центр и заранее предупреждают, что опоздание на обратный автобус приравнивается к побегу и будет иметь тягчайшие последствия. И ты мчишься по этому магазину, сломя голову, покупая что-то на ходу и не слишком всё это рассматривая. А в 2001-м на чемпионате мира в Эдмонтоне, где я американцев впервые в легкой атлетике обыграл, помню, повел своиз девчонок в магазин, где торговали евреи-эмигранты, и на эмоциях им говорю: можете купить здесь себе всё! И дубленки, и водолазки модные, и что угодно. И вдруг слышу тихий голос над ухом: «Валерий Георниевич, вы слишком далеко заходите...» Повернулся - спина удаляется чья-то.

Американцев я в своей тренерской жизни всего два раза обыгрывал. Тогда в Эдмонтоне, и в 2006-м на зимнем чемпионате мира в Москве.

— Как вы реагировали на разговоры о том, что медали московской Олимпиады не могут считаться полноценными, поскольку в тех Играх не выступали спортсмены США?

— Мы ведь уже тогда предполагали, что не поедем на следующую Олимпиаду. Должна была быть ответная реакция на бойкот Москвы, тогда ведь отношения с США очень жесткими были, штыки в штыки. Понятно, что всё это обсуждалось, но говорили так: золотая олимпийская медаль - она и есть золотая медаль, никто не отнимет. И ордена за них полноценные давали, и премии. Да, многие не приехали. Но тот же Себастьян Коу, который сейчас возглавляет мировую легкую атлетику, ведь приехал и стал в Москве олимпийским чемпионом. А сегодня душит Россию насмерть. Делает все возможное, чтобы вообще убрать нашу страну из международной федерации.

— Насколько серьезным, кстати, на московской Олимпиаде был допинг-контроль?

— За это у нас в команде до 1996 года отвечал Воробьев и работал он совершенно автономно — нас, тренеров, к этому просто не подпускали. И каждый личный тренер что есть сил старался Грише понравиться, чтобы его спортсмен был включен в список на первоочередное получение тех или иных препаратов.

— Речь идет о запрещенных препаратах?

— Почему? Абсолютно легальных. Тех, что использовались для восстановления. Просто спортсменов было очень много, а количество качественных импортных препаратов лимитировано. После того, как Воробьева выгнали за то, что он слил на Запад всю информацию по бромантану, он уехал в США к сыну и тот спустя какое-то время поместил его в дом престарелых, где Воробьев и умер. Были разговоры о том, что сын якобы располагает дневниками отца, где тот расписывал всю фармакологическую программу на протяжении всех лет, что работал в сборной. Эта байка довольно широко гуляла по стране, и многие, знаю, боялись: никто ведь не знал, что именно Воробьев на самом деле давал спортсменам. Но я в эту историю не верю. Если бы у Гриши действительно имелась такая информация, он бы продал ее значительно раньше — всегда был слишком жаден до денег.

Что до нарушений, в 2001-м, например, у нас поймали на допинге Ольгу Егорову: ее первая проба, взятая в ходе Золотой лиги, дала положительный результат на эритропоэтин. А проба Б этого не подтвердила — ничего запрещенного там не нашли. Валентин Балахничёв был категорически проитив того, чтобы мы везли Ольгу в Эдмонтон на чемпионат мира, хотел перестраховаться, но я повёз — получил разрешение президента IAAF Примо Небиоло. И Ольга выиграла золото на дистанции 5000 м.

— Неужели не боялись выставлять спортсменку с подмоченной репутацией?

— Тренер Ольги поклялся, что ничего запрещенного ей не давал. Я ему поверил. Хотя могу сказать, что конкуренция за попадание в сборную в те годы была такой высокой, что многие личные тренеры были готовы идти на что угодно.

— В 2007-м Балахничёв убрал вас из команды именно за допинг.

— На самом деле причина была совершенно иной — Валентин неоднократно после случившегося звонил мне, извинялся за то решение. Не буду углубляться в подробности, но давайте просто взглянем на статистику: я попался на Олимпийских играх всего два раза — в Афинах. В метании молота у нас была дисквалифицирована Ирина Коржаненко, которую тренировал муж-тяжелоатлет, и затем Светлана Кривелева, чьей подготовкой тоже занимался её супруг.  Но ее, в отличие от Коржаненко, прихватили только через пять лет на повторной перепроверке проб, отняли бронзу. На этом всё. На чемпионате Европы 2006 года в Гётеборге  мы получили 34 медали — 12 золотых, 12 серебряных и 10 бронзовых. Этот рекорд стоит по сей день. Все российские допинг-пробы проверяли и сразу после выступлений, и через пять лет, и через восемь — ничего не нашли. В 2007-м я ушел. На Играх в Пекине в 2008-м мы потеряли из-за допинга 11 наград, а еще через четыре года в Лондоне - 13.  Балахничев на тот момент был вторым человеком в мировой легкой атлетики. Как можно было так бездарно потерять все позиции, я не понимаю. С другой стороны, всё логично: Балахничев в последние годы своей работы выжигал вокруг себя всё: убирал всех тех, в ком видел опасность для себя лично. Панически боялся, что кто-то метит на его место. А сейчас мы имеем то, что имеем. 

— После московской Олимпиады вас убрали из сборной, несмотря на выдающийся результат. Чуть позже своего поста лишился председатель спорткомитета Павлов. У вас есть объяснение, почему произошли те отставки?

— На меня, и я знаю это точно, написала донос в ЦК КПСС Казанкина — не могда, видимо, простить, что на чемпионатах СССР ее постоянно обыгрывает моя жена Валентина Герасимова. Вот мне и предъявили слишком авторитарные методы руководства и спустили сверху мнение ЦК, что мне будет правильнее уйти из сборной. А в целом, полагаю, банальная зависть к успеху.

— Такое ощущение, что тогдашнему руководству страны была важна только домашняя Олимпиада. Провели успешно, а дальше хоть трава не расти.

— Возможно, так оно и было. С другой стороны, в то время ведь довольно часто тасовали людей на руководящих постах.  

— А вы действительно были чрезмерно авторитарны?

— Ну не зря же меня называли Пиночет — этим все сказано. Командой всегда нужно управлять, держать ее в руках. Спорт в плане дисциплины — та же армия. Для того, чтобы идти в атаку или отбиваться, нужно иметь план действий, подробнейшим образом разработать его со своим штабом, утвердить. А вот после этого любой шаг вправо или влево — расстрел. Но только в этом случае можно рассчитывать на успех.

— А самый непедагогичный свой тренерский поступок вспомните?

— Интересный вопрос. Я, наоборот, всегда всем своим спортсменам говорил, что они — самые лучшие, самые великие. Что только они способны добиться выдающегося результата. Хотя... Однажды было дело — отхлестал девчонку по щекам прямо перед финалом чемпионата мира. Истерика с ней прямо перед стартом случилась Вот в чувство и приводил таким способом.

— И чем дело кончилось?

— Медалью...

2020 год

© Елена Вайцеховская, 2003
Размещение материалов на других сайтах возможно со ссылкой на авторство и www.velena.ru