Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Я не узнала его сразу, хотя встречала нередко еще в прошлой, советской, жизни. Мы случайно зацепились взглядами в холле будапештской гостиницы «Штадион». Но этого было достаточно, чтобы память начала работать: Эммиян? Тот самый олимпийский чемпион? Не может быть!

Но на квалификационных соревнованиях прыгунов в длину, еще не успев заглянуть в протокол, я вздрогнула снова, услышав французскую речь судьи-информатора: «Чемпион и рекордсмен Европы Роберт Эммиян. Армения».

В финал будапештского чемпионата Европы Эммиян так и не пробился. Закончил состязаться на непривычном для своих титулов уровне, так и не дотянув до восьми метров. А через пару дней, вновь встретив Роберта в гостинице, я подошла к нему сама.

- Не ожидала вас здесь увидеть. Тем более среди участников.

- Я и сам не думал, что приеду. Давно уже живу в Париже, работаю по контракту в одном из спортивных клубов.

- Когда вы уехали во Францию?

- В 1992-м. Поселился в районе, где живет большинство армян-переселенцев. Нас там несколько тысяч. Когда я приехал, у меня не было особых проблем с трудоустройством. Всегда вокруг были люди, готовые помочь. Собственно, они и помогли подписать контракт с французским клубом, но при этом я мог продолжать выступать за Армению.

- А были предложения поменять гражданство и выступать за Францию?

- Конечно. Но я не представлял себя под французским флагом. Ни тогда, ни сейчас. Хотя постоянно живу в этой стране, да и семья у меня скорее французская - жена, две дочки. Фионе уже четыре годика, Лорен - три.

- Когда-то вы, помню, сказали, что настоящий армянин должен жениться только на армянской женщине.

- Моя жена - армянка. Правда, родилась она во Франции и всю жизнь прожила там. Собственно, поэтому я и не мог не переехать - жена не представляла себе жизнь в Союзе.

- Уезжая из СССР одним из сильнейших прыгунов мира, вы отдавали себе отчет в том, что ваша большая спортивная жизнь вместе с отъездом заканчивается?

- Она, думаю, закончилась раньше. Все было хорошо до 1988 года - каждый год я что-то выигрывал, показывал очень неплохие результаты. Но на Олимпийских играх в Сеуле мне не повезло: незадолго до отъезда я получил травму - надорвал мышцу задней поверхности бедра и не смог прыгать. А потом, как вы, наверное, помните, в Ленинакане случилось землетрясение. Погиб мой отец. Сам я уцелел только по случайности - накануне уехал в Москву лечить ту самую травму. Когда узнал, что произошло, естественно, бросился домой - было уже не до спорта. Я остался практически единственным мужчиной в семье, без жилья осталась сестра, мама, моя квартира тоже рухнула. Было очень тяжело. Постоянно не хватало денег. Тогда ведь спорт почти не давал возможности заработать. Три года мы с мамой жили в гостинице. И, знаете, эта атмосфера общего несчастья очень давила на психику - вокруг не было ни одного близкого мне человека, которого бы не коснулась общая беда.

- Вы продолжали тренироваться?

- Уже не так, как раньше. К Олимпийским играм 1992 года СССР уже не было. А в сборную СНГ я не попадал по уровню результатов. Вот и все. На этом, считайте, моя спортивная жизнь и закончилась. Конечно, когда я попал в Париж, мне хотелось тренироваться и выступать по-прежнему. Но я сразу понял, насколько отличается тот уровень спорта, к которому я привык, от французского. Я уже в Париже начал понимать, что такой совершенной системы подготовки, какая была в СССР, нет, и не может быть нигде. По сравнению с ней, французская - совершенно непрофессиональна. Практически все, кто выступает за сборную, имеют какую-то, вовсе не связанную со спортом, работу и лишь в свободное время тренируются. Иногда - каждый день, иногда - несколько раз в неделю. Позволить себе вести профессиональный образ жизни - нанять личного тренера, менеджера, массажиста, врача - могут единицы. И то, только в последнее время, когда спорт стал приносить большие деньги.

- В каком возрасте вы сами попали в сборную?

- В 16 лет. Это было в 1981 году. Кстати, мне было очень приятно узнать, что школа, в которой я начинал прыгать в Ленинакане, сейчас называется моим именем.

- Вы там часто бываете?

- Стараюсь. Помогаю с оборудованием, деньгами. Кроме этого, участвую в программах Международного Красного Креста, который занимается благотворительной помощью.

- Судя по тому, что вы решили выступать в Будапеште, все-таки продолжаете тренироваться?

- Вряд ли это можно назвать серьезной работой. У меня есть группа прыгунов и группа спринтеров, с которыми я, естественно, занимаюсь каждый день, а пару раз в неделю тренируюсь сам, чтобы совсем уж не выходить из формы.

- С вашей точки зрения, прыжки в длину сильно изменились за последние 10 лет?

- Вырос общий уровень. Десять лет назад, помню, считалось, что для того, чтобы прыгать 8,40 - 8,50, нужно иметь рост под 190 сантиметров и кучу других выдающихся качеств. На меня, с моим росточком, смотрели, как на что-то исключительное. А сейчас довольно много спортсменов, которые прыгают близко к рекордному уровню и при этом имеют довольно среднее телосложение. Другое дело что в прыжках в длину сейчас нет яркого лидера. Поэтому и соревнования многим кажутся неинтересными.

- Вам доставляет удовольствие мысль, что все европейские рекорды в прыжках в длину - и летний, (8,86) и зимний (8,49), и рекорд чемпионатов (8,41) до сих пор принадлежат вам?

- Честно говоря, я думал, что ваш Кирилл Сосунов мог бы эти рекорды побить. Давно пора их побить. Может быть, это сделает кто-то из моих учеников? Хотя мне, естественно, приятно, что мои рекорды держатся больше 10 лет.

- А какие соревнования вспоминаете чаще?

- Чемпионат мира в 1987 году, где я прыгнул на 8,53 и проиграл только Карлу Льюису, чемпионат Европы в Штутгарте, который я выиграл в сильный дождь, прыгнув на 8,41, Игры доброй воли в Москве. Кстати, рекорд Игр - 8,61 - тоже до сих пор принадлежит мне.

- И все-таки я с трудом могу представить, что вы получили удовольствие от того, что приехали в Будапешт, прыгнули на семь с небольшим, не попав в финал...

- Дело совсем в другом. Я до сих пор вспоминаю 15 лет, которые провел в сборной Союза. И понимаю, что это были лучшие 15 лет моей жизни. Поэтому для меня каждая возможность увидеть тех, с кем я тренировался, выступал - огромное счастье. Есть еще одна причина. Я понял, что не могу вот так сразу взять и бросить спорт. Это как добровольно отсечь большую часть собственной жизни. Я ведь, даже когда смотрю легкую атлетику по телевизору, до сих пор чувствую, что у меня начинают непроизвольно дергаться мышцы. Поэтому и цепляюсь за каждую возможность приехать на соревнования. И каждый раз даю себе слово, что выступаю в последний раз.

- Роберт, а о чем вы мечтали, когда только начинали заниматься легкой атлетикой?