Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Пубертат — достаточно непростой период, и тренерам следует объяснять девочкам, в чём его особенности, чтобы не осложнять процесс. Такое мнение в интервью RT выразила легкоатлетка Мария Кочанова. По её словам, в этот период она не понимала, почему перестала чувствовать своё тело. Чемпионка страны по прыжкам в высоту также призналась, что контролирует качество питания и не употребляет добавленный сахар, рассказала, какой результат был для неё ориентиром в детстве, и поделилась мечтой, не связанной со спортом.

Она — лидер сезона, чемпионка страны, дважды взявшая высоту 197 см. На турнире «Новая высота» Кочанова стала победительницей, опередив олимпийскую чемпионку Марию Ласицкене.

— Ваша спортивная жизнь складывалась таким образом, что в международных соревнованиях довелось выступать только юниоркой. Успели почувствовать разницу в ощущениях — соревноваться внутри страны, или вне её?

— Очень сложно сравнивать, потому что на тех юниорских турнирах и сейчас на нынешних, я была разной. В том возрасте — совсем еще юным ребенком, с нестабильной самооценкой, постоянными внутренними терзаниями, нервами. Всё это, конечно, ощущалось совсем по-другому, по сравнению с тем, какой я стала сейчас. Взрослею, меняется характер, меняется внутреннее психологическое состояние. Ты становишься совсем другим человеком.

— Можете описать этого человека тремя словами?

— Увереннее, свободнее в плане мыслей, речи и поведения. И, наверное, сильнее.

— Одна из наиболее животрепещущих проблем женского спорта — это пубертат. Переходный возраст и связанные с этим изменения тела, нарушение техники. Прыжки в высоту — это дисциплина, где всё это имеет колоссальное значение. Как переживали этот период?

— Достаточно тяжело. Пубертат у меня начался поздно, где-то в 17 лет, и я в полной мере столкнулась со всеми его сложностями. И отеки были сильными, и в весе я прибавила килограмм, наверное, пять-семь. Очень тяжело было через всё это проходить. Но, с годами, мы всё это проработали. Я стала более рельефной, стала себя комфортно чувствовать, понимать, в каком весе могу эффективно работать, в каком не могу.

— Наверное, мне следует извиниться за то, что поднимаю столь болезненную тему?

— Этот период определенно сложный, но о нем, считаю, обязательно надо говорить. Мне кажется, рассказывать об этом девочкам должен прежде всего тренер. Потому что, когда ты не готов к подобным изменениям, не понимаешь, как будет развиваться ситуация, переживать процесс становится в разы тяжелее.

— Сама до сих пор помню состояние внутреннего ужаса, когда постоянно чуть ли в обморок не падаешь от голода, а вес продолжает ползти.

— Примерно так же чувствовала себя я. Не понимала, что происходит, почему перестаю чувствовать даже свое тело. Оно становится другим, но тебя ведь никто об этом не предупреждает. Вот это самая большая проблема, на мой взгляд.

— Как всё это отражалось на высоте?

— Упал результат. Не скажу, чтобы совсем сильно, в среднем сантиметра на три, наверное. Всё устаканилось только на уровне мастера спорта. Я потом много думала, почему всё так происходило — не могла же я настолько растренироваться? Наверное, в большей степени роль играла психология. Ты не можешь сосредоточиться на прыжках, потому что постоянно думаешь о чем-то другом. О весе, о том, как выглядишь. Не думать тоже невозможно, потому что постоянно слышишь чужие комментарии в свой адрес. От тренера, от родителей, от других специалистов, в твоей отрасли, просто от сторонних зрителей. И это бывает очень сложно пережить.

— По нынешним временам становится достаточно опасным делать замечания спортсменкам по поводу их веса или внешнего вида. В спортивной гимнастике это привело к тому, что на помосте появилось большое количество довольно корпулентных спортсменок, считающих, что вес, на самом деле, не имеет большого значения. Важна лишь физическая подготовленность. Способны ли, грубо говоря, твои мышцы переворачивать тебя в воздухе. Но применительно к прыжкам в высоту, я не вспомню ни одной плотной прыгуньи. Вот вы, например, можете позволить себе есть, всё что хочется?

— Здесь важен физиологический момент. У нас есть девочки, которые по природе астеники, совсем худые. Ешь что хочешь, но вес всё равно не наберешь. И таких очень много. А вот когда ты нормостеник, и у тебя, соответственно, мышцы крупные, начинаются проблемы. У меня, например, достаточно крупная мышца. Я легко набираю физическую форму, когда начинаю тренироваться со штангой, мышца быстро разрастается. В этом плане, конечно же, приходится за собой следить. Но я стараюсь прежде всего контролировать качество того, что ем, неважно, готовлю я еду дома, или нахожусь где-то на выезде. Дома стараюсь покупать чистые по составу продукты, надеясь на то, что производитель не будет обманывать в этом потребителей. Для меня очень важно качество еды, качество мышц, внутреннее состояние организма. Я чувствую себя гораздо лучше, когда знаю, что хорошо выгляжу.

— В связи с этим, сразу вопрос. Вы питаетесь правильно, потому что знаете, что так надо? Или потому, что был опыт почувствовать, что плохое самочувствие становится прямым следствием некачественной еды?

— Я себя точно не заставляю так питаться. Просто привыкла к этому, мне так комфортно. Ем самую разнообразную пищу, готовлю разные салаты, мясо. Видимо, у меня настолько очистились вкусовые рецепторы за то время, что не употребляю, например, добавленный сахар, что реально комфортно это чувствовать.

— Готовите вы сами?

— Да, конечно. Меня с детства приучили к этому бабушки, мама. А кроме того, мне очень нравится процесс.

— В части ОФП есть какие-то нагрузки, которые вам противопоказаны? Спрашиваю потому, что знаю, как сильно не любят упражнения на плечевой пояс те спортсменки, у кого от природы широкие плечи.

— У меня тоже достаточно мощный верх, немного даже непропорциональный, я бы сказала. Но не скажу, что прямо сильно себя в чем-то ограничиваю. Наверное, да, стараюсь больше внимания уделять кору и ногам.

— Логично. Ноги у прыгуна, всё-таки, главное.

— У нас работает всё тело, но в большей степени приоритетна голова, я бы сказала. Ты можешь быть в десятки раз сильнее соперников, но, если психологически не подготовлен к высоте, никогда не прыгнешь.

— О чем мечтает спортсменка, прыгающая 197? О двухметровой отметке, или о рекорде мира?

— Я всю свою жизнь, всё детство мечтала об Олимпиаде и о мировом рекорде. У меня даже блокнотик сохранился, где написано, что я буду прыгать 2,18.

— Круто. То есть, рекорд Стефки Костадиновой …

— Вообще рядом не стоял. Представляете до какой степени я в детстве закинулась этой идеей? Я думала: да это легко, смогу, как вырасту. Сейчас не скажу, что есть прямо какие-то мечты-мечты. Я стала на всё смотреть более реально. Стараюсь взять от себя максимум, но, при этом, не гружу себя тем, что от меня не зависит. А от меня зависит только мой результат. Вот о нём я и думаю.

— Наверное, психологически стало легче понимать, что нет уже рекорда, который стоял 37 лет, нет этой неприступной стены. А есть просто результат, который превзошла Ярослава Магучих, и на который вполне можно замахнуться?

— Это действительно вопрос восприятия. Мы очень много говорили на эту тему с моим тренером Еленой Николаевной Попковой. Она сама в 1979 году стала первой советской спортсменкой, кто взял 190, и рассказывала, как долго и мучительно девушки пробивали эту высоту. Но, как только это было сделано, прыгать за 190 сразу стали все.

— Бывает, смотришь тренировки или разминки, человек ставит какую-то высоту, берёт её с колоссальным запасом, но поднимает планку на сантиметр — и на этом всё заканчивается. Почему?

— Это тоже чисто психологический барьер, который как раз-таки мешает в этом моменте. Как только чувствуешь, что высота становится непривычной, дискомфортной, ты начинаешь зажиматься, движения куцыми становятся, совсем не такими, как в прыжках на привычных высотах. А в нашем виде невероятно важна свобода, амплитуда. Если этого нет, движения не совмещаются с моментом взрыва, не подхватывают его, то ты просто теряешь прыжок. Вся эта красота падает в лужу, грубо говоря. Поэтому мы с моим тренером очень много работаем в тренировках именно над этим.

— Перегрузить голову количеством прыжков можно?

— Конечно. Бывает, что на технической тренировки делаешь столько разнообразных движений, что мозг, конечно же, закипает. Но в этом случае самое действенное — просто переключиться на какую-то другую работу. Мне, по крайней мере, это всегда помогало.

— Есть разница — прыгать через планку, или через резиночку?

— В детстве эту разницу очень сильно чувствуешь. С возрастом границы стираются. Резинка мягонькая, она вообще не пугает. Планка хоть не железная, как было раньше, а пластиковая, но всё равно будет больно, если упадёшь на неё.

— В прыжках в воду зачастую уже в момент отталкивания понимаешь, насколько удачным будет исполнение. Бывает такое ощущение?

— Чаще всего, я понимаю это в начале разбега. Если начала его комфортно, легко и не напрягаясь, прыжок скорее всего будет хорошим. В момент отталкивания осознания, как такового, не происходит. У нас всё настолько быстро, что ни о чём не успеваешь подумать. Все мысли приходят как бы с опозданием, когда уже приземлился.

— А чувство полёта знакомо?

— О, да. Это очень классное ощущение, если удаётся его поймать. Обычно такое чувство возникает, когда технически хорошо входишь в прыжок, и легкость совмещается с отталкиванием. Наверное, это сравнимо с прыжками на батуте: отталкиваешься от сетки и летишь, летишь…

— Переживаете, что все ваши нынешние полёты происходят в режиме «для внутреннего пользования»?

— Я на самом деле куда сильнее переживала по этому поводу в подростковом возрасте. В юности вообще воспринимаешь всё гораздо острее, тебе кажется, что весь мир должен быть у твоих ног. Сейчас всё намного спокойнее. Доведётся участвовать в крупных турнирах, буду счастлива. Не сложится — буду продолжать делать в секторе всё, что могу.

— А мечта, не связанная со спортом, у вас есть?

— Мне почему-то всегда наиболее сильно хотелась, чтобы все мои близкие, все люди, которые меня окружают, были счастливы. Тогда я и сама чувствую себя счастливой.