Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Смотреть соревнования по лёгкой атлетике на Играх в Париже не хочется, чтобы не усугублять болезненные ощущения. Об этом в интервью RT заявила действующая олимпийская чемпионка по прыжкам в высоту Мария Ласицкене. При этом, по её словам, абстрагироваться от Олимпиады полностью сложно, в том числе из-за комментирующего соревнования дома мужа. Спортсменка также объяснила, почему не ставит перед собой никаких задач и не анализирует свои попытки в секторе, и рассказала, как относится к мировому рекорду украинки Ярославы Магучих.

— Вы являетесь лицом серии турниров «Новая высота», собираетесь выступать в этих соревнованиях сами. Это накладывает какие-то дополнительные психологические обязательства? И если да, не давит ли на вас этот факт?

— Я воспринимаю собственную миссию, как прекрасную возможность привлечь людей к спорту, провести турнир не только в Москве, но и привезти его в Прохладный, в город, где родилась. Я не то, чтобы вдохновитель, скорее, понимаю, что мое лицо на афише способно привлечь на турнир знающих о спорте людей. Уверена, что соревнования получатся хорошего уровня, причём, не только в части организации.

Наверняка будет много сильных результатов — высотники в России всегда их показывали. Себя я стараюсь не напрягать чрезмерной ответственностью, не добавлять какого-то морального утяжеления, а просто попрыгать. Понятно, что есть и другие турниры в календаре, но хочется, чтобы их было больше.

Психологически я настроилась на то, что «Новая высота» — это, в какой-то степени, мой турнир, и от себя я требую так же работать, как делала это много раз на других соревнованиях.

— Совсем недавно вы впервые после длительной реабилитации выступили в Москве на этапе «Королевы спорта» и мне показалось, что рассчитывали немножко на другой результат. Не на четвёртое место, скажем так.

— Я ни на что не рассчитывала.

— Неужели не было ощущения, что хотелось бы прыгнуть не на 188 см, а повыше?

— Я уже очень давно не ставлю перед собой на соревнованиях никаких конкретных задач. Это ведь всегда является своеобразным психологическим барьером, который ограничивает, тянет вниз, отвлекает.

— Согласна.

— Ты невольно начинаешь накручивать себя, нагнетать ненужные мысли, или, наоборот, расслабляешься. Поэтому на каждое соревнование я иду, не зная, что будет, не мечтая о каком-то определенном результате. От меня требуется только одно: прыгать, выполнять установки тренера, показывать то, на что я способна, на сегодняшний день. Если 27-го июля, когда проводились соревнования, я прыгнула 188 см, значит, была способна именно на такой результат. Для меня сейчас значительно важнее, чтобы не тревожила травма, не появлялись бы какие-то боли, было в порядке самочувствие. Я же, считайте, не появлялась в секторе с февраля, поэтому определённый элемент скучания по выступлениям тоже был. Но получилось попрыгать в удовольствие, и это главное.

— Собираясь на интервью с вами, я думала вот о чём: когда на протяжении лет отрабатываешь технику, она закрепляется на уровне подсознания, мышечной памяти. То есть, теоретически ваше тело делает в секторе ровно то же самое, что при прыжках за два метра. Но на выходе результат получается иным. Внутреннее вы как-то фиксируете, каких именно ощущений вам не хватает для того, чтобы прыгать выше? И какие качества бывает тяжелее всего удержать, когда долго не соревнуешься?

— У меня вообще другая психология прыжка. С точки зрения техники я не зацикливаюсь на нём абсолютно.

— То есть, как получится — так и получится?

— Нет, я этого не сказала. Просто у меня есть определённые установки, которые я должна выполнить. И как только приземлилась на мат, должна немедленно забыть об этой попытке. Неважно, хорошей она была, или плохой.

— Мне кажется, это не самая простая задача — выкинуть неудачу из головы.

— В большинстве случаев, тем не менее, у меня это получается. Так у нас с тренером сложилось с самого детства. Геннадий Гарикович постоянно твердил: выполнила прыжок — должна сразу начинать думать о следующем. Не надо перерабатывать в голове ощущения, что-то вспоминать, пытаться удержать в памяти.

Знаю, есть обратные техники, которые строятся на том, что спортсмен должен помнить свои лучшие попытки и стремиться их повторить. В моем случае, это не работает, потому что меня никогда такому не учили. Геннадий Гарикович вообще по-другому видит технику прыжка в высоту. Так что я не анализирую свои прыжки. Вообще ничем подобным не занимаюсь. После тренировки забываю обо всём, что делала.

— Когда ваш тренер впервые рассказал мне о таком подходе к тренировочному процессу, я, помню, удивилась: всё-таки нас, спортсменов, с самого начала приучают анализировать все свои действия, свои движения. Но потом поняла, что в таком подходе, наверное, заложен великий смысл. Он как бы освобождает атлета от необходимости грузить себя огромным количеством лишней информации.

— Очень точно вы подметили. Я знаю ребят, которые и днями, и ночами в голове прокручивают свою технику. Днями и ночами думают: что бы мне ещё добавить, чтобы такого придумать нового? Меня Геннадий Гарикович избавил от этого. Техника — это целиком и полностью его сфера. Моя обязанность — выполнять. Я в данном случае не творческая личность, а абсолютный исполнитель, у которого есть жёсткие установки. Я должна их реализовать, невзирая ни на какие внешние обстоятельства, погоду, самочувствие, настроение. Естественно, здесь немалую роль играет характер спортсмена, эту составляющую тоже нельзя исключать. И всё это в совокупности выливается в результат.

— Много лет назад у меня был хороший знакомый, пожилой канадец, который всю свою жизнь занимался плавательной статистикой. И он как-то сказал, что самый нестабильный вид — это брасс. По его убеждению, все брассисты так много думают о своей технике, что не выдерживает голова.

— Да, да, да, прекрасно понимаю, что это такое. Голова может просто полететь от напряжения, и ты в момент перестаёшь понимать, что и как делать. Поэтому я так ценю, что моя голова от подобной тяжести избавлена. Прихожу на тренировку, есть задание, я его выполняю. При необходимости Геннадий Гарикович вводит те или иные корректировки. Если это не нужно, мы можем вообще друг другу слова не сказать во время технической работы. Я выполнила прыжок, всё в порядке, значит, иду на следующий. Вроде бы всё просто, но за этим стоит огромная работа по созданию определённых технических установок.

— У вас был достаточно длинный период, когда приходилось в основном бороться с травмами. Психологически это угнетало, или с этим вы тоже научились справляться?

— Любая травма угнетает в момент её получения. Когда сел на мат и по ощущениям понимаешь, что это не просто мышца заныла, а что-то серьезнее. И тебя сразу окунает в мысли, что сейчас опять начнется: МРТ, бесконечные процедуры, врачи. Я их очень уважаю, обожаю, как того же Эдуарда Николаевича Безуглова, поставившего меня на ноги перед Играми в Токио, но при всей моей любви к этому специалисту, хотелось бы реже встречаться.

— Человек, как говорится, предполагает…

— Ну, да, спорт это спорт. Когда случается та или иная травма, главное — очень быстро ввести себя в понимание, что и это пройдет. Что нужно не страдать, не терзать себя ненужными мыслями, а отдать все силы на то, чтобы максимально быстро восстановиться. Цель-то у меня одна — прыгать. Ради этой цели, пусть со слезами, с болью, ты раз за разом встаешь и идешь вперёд. В лечении — в том числе. Выполняешь рекомендации, ходишь на процедуры, на уколы, независимо от того, нравится это, или нет. Здесь, как и в отношениях с тренером в спорте, важно целиком и полностью доверять врачам.

Плюс, как любит повторять Эдуард Николаевич, важна поддержка близких. Правильное психологическое состояние — это очень большой процент выздоровления. То есть, нужно не только физически вылечить травму, но и головой верить в то, что ты вернешься. Благодаря тем людям, кто постоянно был рядом, на протяжении всей реабилитации, я вообще не сомневалась, что всё будет хорошо. Ну а сейчас важно не напоминать себе о том, что где-то что-то когда-то болело.

— Очень часто слышала, что вам невероятно повезло с телосложением, что вы никогда не набираете лишний вес. Судя по тому, что за стеной у нас банкетный стол, а на вашей тарелке только огурцы, это не совсем так?

— Нет, нет. Огурцы на тарелке — это просто совпадение. Перед пресс-конференцией я немножечко волновалась, а, когда волнуюсь, как правило, вообще не хочу есть. Хотя отметила, когда шла на интервью, что стол очень красивый и вкусный, даже горячее уже принесли. Может быть, когда мы закончим разговаривать, вы увидите совсем другую тарелку.

Что касается телосложения, думаю, что генетика сыграла свою роль. Главное, у меня никогда не было неудержимой тяги к еде, я всегда умела вовремя остановиться. Ну а сейчас уже просто привыкла к определённому образу жизни.

— Мне показалось, что со времён нашей последней встречи на чемпионате России в Чебоксарах в 2022-м вы ещё больше постройнели.

— Это обманчивое впечатление. Я уже лет семь нахожусь в одном весе. Разница между тренировочными кондициями и соревновательными у меня в этом плане меньше, чем в килограмм.

— В одном из своих комментариев по поводу Олимпиады в Париже вы сказали, что вас эти соревнования не касаются. Что вы не интересуетесь происходящим, и, соответственно, не собираетесь смотреть легкоатлетические соревнования. Вам это действительно не интересно, или считаете информацию лишней?

— Легкую атлетику я точно не буду смотреть. Это больно. Я не до такой степени мазохист. Поэтому решила для себя, что не хочу усугублять болезненные ощущения. Что до Олимпиады в целом, она настолько важна миру, это настолько яркое событие, что пройти мимо не получается при всём желании. Куда бы ни вошел в соцсетях, даже те телеграм-каналы, которые не имеют вообще никакого отношения к спорту, все равно пишут об Играх. О церемонии открытия, о том, кто как был одет.

Поэтому я себя настроила на то, что это — просто жизнь, которая продолжается. Понятно же, что Олимпиада привлекает внимание людей, они невольно начинают интересоваться тем, что происходит у них на глазах. Это очень большой вклад как в спорт, так и в воспитание здорового поколения. Это нужно миру, это для него важно. А все мои переживания по этому поводу, как говорится, мои проблемы. Поэтому я стараюсь не нервничать сверх меры, не переживать. Ну да, абстрагироваться полностью нет возможности. Тем более, что мой муж комментирует Игры для «Евроспорта».

— То есть, дома вы как-то обсуждаете происходящее?

— Владас работает из дома, комментирует в соседней комнате, разумеется, я невольно вовлечена в процесс. Смотрела, например, олимпийский турнир по стрельбе из лука, выступление девочек-кореянок, благодаря которым страна в десятый раз подряд выиграла Олимпиаду. Невероятно на самом деле: ни разу не проиграть, начиная с 1988-го.

— Мировой рекорд Ярославы Магучих, который она установила незадолго до Игр, вызвал у вас какие-то эмоции? Все-таки, украинка не просто установила рекорд, а превзошла достижение Стефки Костадиновой, которое стояло 37 лет, как Великая китайская стена.

— Рекорд Ярославы – это космос, абсолютное величие. Я восхищена ею, ее тренером. Ярослава показала очень многим, кто вообще не верил в реальность такого рекорда, что невозможное возможно. Она невероятная умница. Причём, для меня это не было вдруг. Магучих с юношеского возраста показывала, что способна в прыжках в высоту на великие достижения.

— Сам рекордный прыжок вы видели?

— Да, конечно, посмотрела. Мне было интересно.

— Вы хотя бы иногда испытываете сожаление, что вас уже который год в этих спортивных сражениях нет?

— Это очень длинная история, почему нас там нет, поэтому сожаление здесь ни к чему.

— Сейчас вы хоть в какой-то степени планируете собственную спортивную жизнь, или это, как и результаты, зона ответственности тренера, а ваше дело — продолжать выходить на тренировки и выполнять задания?

— Моя главная цель заключается в том, чтобы прыгать, выступать в соревнованиях и наслаждаться этим. Всё-таки мне уже 31 год.

— Наверняка ведь бывают моменты, когда тренировки воспринимаются исключительно как тяжелая работа и непрерывное преодоление. С возрастом удовольствие от прыжков не идёт в связи с этим на убыль?

— Мы же говорим не просто о работе, которой я вынуждена заниматься, а о любимом занятии. Как показывает жизненная практика, в любой профессии случаются моменты, когда становится тяжело. Но когда проходишь этот барьер, преодолеваешь все преграды и препоны, то еще больше влюбляешься в свое дело, начинаешь испытывать совершенно иное наслаждение. Наверное, это просто любовь.