Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Если на ближайших соревнованиях удастся показать более высокий результат по сравнению с теми, кто соревнуется в Париже, они это обязательно увидят. Такое мнение в интервью RT высказал легкоатлет Данил Лысенко. По его словам, заочная борьба с иностранными спортсменами всегда имела большое значение, а сейчас стала ещё интереснее. Он также заявил, что, в отличие от Марии Ласицкене, будет смотреть трансляции Игр, рассказал, почему никогда не злится в секторе ради достижения желаемого результата, и признался, что до сих пор должен швейцарским адвокатам огромную сумму.

— Когда ваша дисквалификация только начиналась, да и потом, когда вы возобновили тренировки, наверняка рассчитывали на несколько другое продолжение карьеры. Отстранение от международных стартов сильно подкосило мотивацию?

— Знаете, за все время, что я провел в дисквалификации, начиная с 2018-го, я три года вообще не тренировался. Мне ведь поначалу грозило 10 лет. Во всяком случае именно этим сроком меня пугали люди из World Athletics. А что такое десять лет? Однозначно, конец карьеры. О каких бы то ни было прыжках можно было просто забыть. Но через три года у меня появились швейцарские адвокаты, потом российские. На самом деле во всей этой истории наиболее сильно мне помогли именно они. Совсем молодые ребята, которые сначала работали с Евгением Петровичем Загорулько, а потом подключились к моему делу. Они и добились того, что мне дали четыре года, а не 10.

— Кто оплачивал услуги западных юристов?

— Никто. Я до сих пор должен им огромную сумму. Мы изначально договаривались, что все долги я буду погашать частями, как только выйду на международные старты. Сейчас адвокаты периодически продолжают мне писать, требуют оплату, а как и где я могу заработать денег, чтобы с ними рассчитаться? Никак.

Что касается тренировок, к тому времени, как было вынесено решение, мне оставалось год-полтора до выхода. Вот месяцев за шесть до окончания дисквалификации я и начал тренироваться. Прямо жаждал прыжков. Хотя в какой-то момент, пока длились разбирательства, совсем уже было опустил руки, не видел смысла продолжать прыгать. Нашёл работу, вообще не до тренировок стало. Но, когда получил возможность снова приходить в зал, понял, до какой степени соскучился по соревнованиям. Очень хотелось доказать, что, все, кто списывал меня со счетов, неправы. Читал уничижительные комментарии людей, с которыми вроде раньше нормально общался, и это заводило все сильнее и сильнее. Очень мотивировало.

— По чему вы скучали наиболее сильно?

— Наверное, по ощущению прыжка. По эмоциям, когда разбегаешься. Особенно на соревнованиях, когда просишь публику поддержать тебя. Меня это всегда заводило, заводит и сейчас. Помогает прыгать высоко.

— Вы начали довольно лихо, прыгнув за 2,30. Самого не удивил столь мощный старт?

— Удивил очень. И подстегнул. На тренировках я брал максимум 2,25. И то, еле-еле.

— То есть, ничего не предвещало триумфа?

— Не то слово. Думал: Господи, я сейчас выйду в сектор — и что? Изводил себя этими мыслями, а вышел в сектор — и сразу 2,31. Ну, а дальше пошло-поехало. На втором турнире прыгнул 2,34, третьим стартом отобрался на Спартакиаду. Но из-за болезни, я так думаю, поскольку ехал соревноваться, переболев «короной», прыгнул 2,28. И всё равно выиграл.

— Получается, что главная цель всех ваших нынешних выступлений — заработать денег и расплатиться с адвокатами?

— Такие деньги, выступая в России, вряд ли заработаешь. Это не Бриллиантовая лига. Я очень надеюсь на самом деле, что у меня получится расплатиться. Но пока мне даже нечего ответить людям.

— По меркам прежней жизни, сколько потребовалось бы выступлений, чтобы погасить долг?

— Если бы я вышел на тот заработок, который имел до дисквалификации в 2018-м году, хватило бы двух-трёх стартов. Я всё это просчитывал на самом деле. Отдавал себе отчёт в том, что могу не сразу выйти на прежний уровень, соответственно, может потребоваться больше времени. Но это не пугало. Понимал: главное, чтобы была возможность выступать. Но что уж сейчас об этом говорить.

— Практически во всех видах олимпийских спорта российским атлетам сейчас выплачиваются довольно неплохие призовые. Для некоторых они даже выше, чем можно было бы заработать, выступая в международных турнирах. Эти деньги хоть в какой-то степени компенсируют невозможность выступать на тех же Олимпийских Играх?

— Я бы говорил здесь, наверное, о том, что глобально нынешняя ситуация никак от спортсменов не зависит. Соответственно нет никакого смысла грузить себя такими вопросами. Надо радоваться тому, что происходит здесь и сейчас. Есть возможность соревноваться, зарабатывать хоть какие-то деньги. Появились новые соревнования, спортсменов приглашают, выплачивают хорошие призовые. Это по любому лучше, чем ничего.

— Психологи часто говорят, что принять те или иные трагические для себя события человек никогда не способен сразу. Он должен пройти несколько стадий, прежде чем наступает принятие реальности. В отношении Олимпийских Игр вы испытывали что-то похожее?

— До какого-то момента надеялся, что еще что-то может измениться. Игры в Париже уже третьи, которые я пропускаю. В 2016-м отобрался, но не поехал. Токио пропустил по понятным причинам, хотя во многом не по своей вине. До прошлого лета тешил себя иллюзией в отношении Парижа. Потом надежда пропала, смирился. Открытие вот посмотрел.

— Мария Ласицкене призналась, что не собирается смотреть соревнования по лёгкой атлетике, поскольку для неё это слишком больно.— Я посмотрю, мне интересно. Хотел бы, конечно, поучаствовать. Но в тех условиях, которые нам предлагали, не согласился бы.

— Клубная принадлежность у вас какая?

— То есть, изначально все шансы на нейтральный статус отпадали?

— В том-то и дело.

— Какие задачи вы ставите перед собой сейчас?

— Очень хочется побить личный рекорд и рекорд России, для начала. Это, наверное, ближайшая цель. Я прыгал 2,40 в 2018-м, но, к сожалению, мне этот результат не засчитали.

— На тот момент, оказывается, у меня уже было три флажка. Поэтому и хочу повторить этот результат сейчас. Ну и рекорд России попробовать зацепить.

— Я правильно понимаю, что речь идёт о ближайшем старте 3 августа на соревнованиях «Новая лига»?

— 7-8 сантиметров, которых вам сейчас не хватает до исполнения задуманного, это ерунда, или пропасть?

— Зависит от ситуации. Бывает, что не прыгается. У меня, например, какое-то время сильно болела нога, из-за этого я пропустил два последних старта. Сейчас вроде со здоровьем всё отлично, по технике тоже. Прыгаю на тренировке по 2,25, с огромными запасами. Так что всё возможно. Особенно на досках — мне там всегда прыгается хорошо. Реально можно пробовать и 2,40, и выше.

— Ваш нынешний тренер Сергей Клюгин — ученик вашего же предыдущего наставника Загорулько. Когда подходы к технике и методике со сменой наставника не меняются, это даёт спортсмену большое преимущество?

— У Клюгина с Евгением Петровичем совпадают взгляды разве что на технику прыжка. А вот, в плане тренировок методика отличается. Например, мы практически не работаем со штангой, хотя у Загорулько штанга была постоянно. Иногда я просто физически чувствую, что мне не хватает «железа». После штанги я всегда чувствовал себя в секторе очень сильным. В принципе, это и сейчас не проблема: Сергей Петрович всегда идет мне навстречу, мы привыкли досконально обговаривать все рабочие моменты.

— Знаю людей, которым для мотивации обязательно нужно вызвать в себе внутреннюю злость, желание перегрызть сопернику горло. Что необходимо вам, чтобы выдать на соревнованиях максимум?

— Злость — это точно не про меня. А вот хорошая поддержка зрителей бывает очень кстати. Ещё помогает настроиться просто посидеть и подумать, ради чего ты всё это делаешь? Я часто вспоминаю в такие моменты свое детство, как тяжело жилось моей бабушке, родителям. Хочется просто хорошо сделать для них свою работу.

— Ощущение, когда чего-то очень хочется, а возможности купить нет, вам знакомо?

— Конечно. Но не скажу, чтобы как-то страдал в детстве по этому поводу.

— Какая мечта по тем временам была наиболее острой?

— Скутер. Не у всех, конечно, он был, но многие имели. Вот, и мне тоже очень хотелось. Но у меня его так и не появилось. Может, к лучшему, сейчас бы тут с вами не сидел, не давал интервью.

— Думаю, что за скутер Загорулько вам, простите за грубость, башку бы снес.

— Евгений Петрович точно бы снес. Но я с ним начал заниматься с 18-ти лет, а страдания по скутеру были намного раньше.

— Сейчас материальная мечта у вас имеется?

— Их много. И машину хочется, и родителям помогать, и жене делать хорошие дорогие подарки.

— Не совсем поняла про машину. Её у вас вообще нет?

— Есть, но сейчас сломана, стоит в другом городе. Двигатель надо поменять. На тренировки пока езжу своим ходом. Иногда каршеринг беру, иногда — метро и электричка. А так водительский стаж у меня уже почти 10 лет. Сначала учил папа, в детстве давал по полю кататься около деревни. Как только мне исполнилось 17, пошел учиться на курсы вождения.

— Чего вы ждете от легкоатлетического олимпийского турнира, глядя на Игры со стороны?

— Думаю, что в прыжках в высоту победит итальянец Джанмарко Тамбери. Он в этом сезоне показывал результат 2,37, и мне кажется, будет пытаться прыгнуть 140. Не скажу, что прыгнет, но пытаться будет наверняка. Скорее всего он станет в Париже двукратным олимпийским чемпионом.

— А вообще, есть азарт, выступая в те же самые сроки в Москве, показать более высокий результат, чем победитель парижской Олимпиады?

— Конечно. Для меня заочная борьба всегда имела большое значение. Вот и сейчас интересно заочно побороться с ребятами. Чтобы они не забывали, что мы есть и тоже как бы прыгаем в высоту. Если я покажу более высокий результат, чем те, кто соревнуется в Париже, уверен, они это обязательно увидят.